Главная страница сайта — эпос «Урал батыр»
В стародавние времена
Там где не было ни души,
Где не ступала человеческая нога —
Что в тех краях суша есть,
Никто не знал —
С четырёх сторон окружённое морем
Было место одно говорят.
Прежде там жили говорят,
Старик по имени Янбирде;
Со старухой по имени Янбике;
Куда бы они не пошли,
Всюду путь им был открыт.
Старик и старуха
Сами не помнили, говорят,
Откуда сюда пришли,
Где остались отец их и мать,
Где родная земля, не помнили они.
И в тех местах вдвоём
Первыми стали жить говорят.
Жили-жили они вдвоём,
Нажили себе двух сыновей, говорят.
Старший был Шульген,
Младший был Урал.
Они людей не видели совсем,
Жили себе вчетвером,
Хозяйства они не вели,
Посудой не обзавелись.
Теста не месили, не вешали котла —
Так и жили они.
Не зная болезней-недугов,
О смерти не ведали они.
“Всему живому смерть —
Мы сами”, — считали они.
На охоту не выезжали на коне,
Не брали в руки лука и стрел,
Держали как равных при себе
Льва для езды верховой,
Щуку, чтобы рыбу ловить,
Сокола, чтобы на птиц выпускать,
Пиявку — кровь сосать
То ли издавна было так,
То ли от Янберде повелось
И с годами на той земле
В обычай вошло —
Если изловят дикого зверя
И зверь окажется самцом,
Муж и жена вдвоём
Голову съедают его,
А Шульгену с Уралом,
Собаке со львом,
Соколу со щукой
Остальную часть отдают;
И если изловят дикого зверя
И зверь самкой окажется,
Муж и жена
Сердце его берут;
Если травоядное животное изловят,
На него чёрную пиявку посадят,
Чтобы пиявка кровь сосала.
Из крови той питье готовят.
Пока не подросли их дети,
Пока на зверей не стали охотиться сами,
Сыновьям они запрещали
Есть голову и сердце зверя,
Пить его кровь, чтобы жажду утолить.
“Не разрешается!” — говорили.
Не по месяцам, а по дням подрастая,
Разумными стали дети:
Когда Шульгену (было) двенадцать,
Уралу исполнилось десять,
Один сказал: “На льва сяду!”
Другой сказал: “Выпущу сокола!”
Из-за того что [отцу] покоя не давали,
Янбирде обоим своим сыновьям
Так внушал говорят:
“Вы оба — сыновья мои,
Чёрные зрачки моих глаз!
Не выпали молочные зубы у вас,
Телом ещё не окрепли вы;
.Сукмар* в руках держать,
Сокола на птицу выпускать,
На льва сесть верхом
Время ваше ещё не пришло.
Ешьте то, что я даю,
Делайте то, что я велю:
Чтоб привыкнуть к езде верховой,
Вы на оленя садитесь,
На стаю скворцов
Сокола выпускайте;
Жажда одолеет в игре —
Чистую воду пейте,
В ракушки налитую кровь
Пробовать не смейте!” —
Вот так своих [сыновей]
Снова наставлял [Янбирде].
Пить кровь детям своим
Ещё раз запретил говорят.
И вот однажды
Старик со старухой вдвоём
Охотиться ушли,
А Шульген и Урал
В жилище остались одни.
С тех пор как родители ушли,
Немало времени прошло,
Разговорились двое детей,
О еде речь зашла.
Призадумался Шульген,
Он знал: пить кровь отец
Им не разрешил.
“Не смейте пить!” — говорил.
[Шульген] стал Урала подстрекать
И так ему сказал, говорят:
“Если на охоте живность губить”
Было неприятно,
А жажду кровью утолять
Не было бы сладко,
Тогда отец и мать, позабыв о сне,
Не щадя своих сил, день за днём,
Изнемогая от усталости,
Дома бросая нас [одних],
Не стали бы на охоту ходить.
Урал, если это так давай
Ракушки откроем
И из каждой понемногу,
По капле отопьём —
Вкус крови узнаем”.
У р а л :
Не нарушу наказ отца,
Крови этой не глотну.
Пока егетом не стану я,
Пока обычаи не узнаю,
Пока не постранствую по земле,
И не уверюсь сам,
Что Смерти на свете нет,
Взяв в руки сукмар,
Не загублю ни одной [живой] души,
Кровью, высосанной пиявкой,
Из ракушки не напьюсь”.
Ш у л ь г е н :
“Смерть, что человека сильней,
Сюда не придёт,
Не явится, нас не найдёт.
Отец о том уже нам сказал:
“Мы сами — всему живому смерть”.
Ведь он нас однажды предупредил,
Что ж ты опасаешься теперь?
Боишься крови испить?”
У р а л :
“Быстрые и резвые,
Величавые и сильные,
Осторожные и терпеливые,
Днём чуткие
И ночью, когда спят,
Львы, леопарды, олени,
Медведи и другие звери —
Разве они хуже нас?
Если копыто о камень разобьют,
Если наколют лапу травой,
Никогда не захромают они;
В летний зной одежды не снимают,
В ледяную пургу шубы не надевают;
Если бросаются на жертву,
Никогда не берут [с собой] сукмара;
Сокола на птицу не пускают,
Щук на рыб не напускают,
Дичь собакой не травят,
На сокола, на льва, на собаку,
На щуку не надеясь,
Не изнывают на охоте,
Их оружие — клыки и когти,
На себя надеются только.
Им неведома усталость,
Сердцам их страх неведом;
Живут себе так леопарды,
И львы, и тигры.
Хоть они и такие смелые,
Хоть на всех ужас наводят,
Но, если лапы им опутать
И нож к горлу приставить,
Разве глаза их не зальют слёзы?
Отец нам рассказывал о Смерти,
Но её мы не разу не видали
И на нашей земле её не было.
“Человек — это смерть лютая” —
Не так ли думают звери? Что скажешь?
На плотву щуку [охотится],
Сурок охотится на [суслика],
Лисица на зайца [охотится].
Если всех так перебрать и поразмыслить:
Сильный для слабого
Разве не есть смерть?
Испугавшихся [этой] смерти —
Рыб, в глубь ныряющих,
Птиц, щебечущих на скалах,
Улетающих в испуге, —
Мы ловим и головы их съедаем,
Разорвав грудь, их сердце съедаем.
Всех слабыми считаем,
Забавляемся, на них охотясь.
Мы, худшие из худших,
Обычай ввели этот —
Смерть на земле посеяли.
Не мы ли четверо в краях этих
Являемся такими?
Что мы — смерть лютая,
Губящая всё живое, —
Так все [звери] подумают [о нас],
Смертью нас посчитают;
[Если] когти [свои] сукмаром сделают,
Сердца превратят в храброго сокола,
Все вместе соберутся,
Кинутся [на нас] разом;
И если на нас они бросятся,
Вот тогда смерть эта,
О которой отец говорил [нам],
Но которую мы ещё не видали, —
Не предстанет ли она перед нашими глазами?”
Услыхав эти слова,
Призадумался Шульген,
Однако слова [брата]
Во внимание не принял.
Из ракушек понемногу
Крови он отпил, говорят,
И, что Урал отцу не скажет,
Слово с него взял, говорят.
Добыв много дичи, с охоты
Вернулись отец и мать, говорят,
По обычаю все вместе
Сели за трапезу вчетвером,
Всю дичь они разодрали,
К еде приступили.
Во время еды задумался
Урал и так сказал:
“Отец, вот этого зверя,
Хоть убегал он от тебя, скрывался,
Хоть изо всех сил спасался,
Ты не упустил, настиг всё же,
Нож вонзил ему в горло.
А нас вот также кто-нибудь,
Придя сюда не отыщет
И ножом не пронзит?”
Янбирде: “Каждой живности, чей строк настал,
Мы становимся смертью;
Куда б ни бежали [звери],
В каких бы скалах и чащобах не таились,
Мы всё же отыщем их,
Нож в горло вонзим.
Чтобы поймасть и съесть человека,
[Чтобы нож] вонзить в него —
Такой души здесь ещё не родилось.
Смерть, способная погубить нас,
Здесь ещё не появлялась.
Раньше там, где мы родились,
На земле, где наши отцы жили,
Смерть, бывало, появлялась;
Многие ещё в юности
Умирали, падали.
Когда пришёл див к нам,
Многих людей загубил он.
Сожрал их и ушёл див;
Когда землю вода покрыла
И суши совсем не стало,
Когда люди, сумевшие скрыться,
Те края покинули,
Не осталось там [никого], кроме Смерти,
Ей нечего стало делать.
О том, что кто-то из людей спастись может,
Видно, Смерть и не подумала.
Как мы с вашей матерью убежали,
Смерть и не заметила.
А в этих краях людей не было,
Нога человеческая не ступала здесь,
Потому Смерть эти места
Разыскивать не стала.
Когда мы пришли сюда,
Мало [здесь] было зверей,
Земля ещё не просохла,
Были болота, да мелкие озёра».
У р а л:
«Отец, если Смерть поискать,
Можно ли найти её?
А если настигнуть её и схватить,
Можно ли её погубить?»
Я н б и р д е:
«Злодейка по имени Смерть
Невидима для глаз,
Незаметен её приход –
Такое это существо!
На неё лишь управа одна:
На земле падишаха-дива,
Сказывают, есть родник,
Человек, воду испив из него,
Никогда не умрёт, говорят.
Смерти будет неподвластен, говорят».
Так о смерти рассказывал ЯнбирдеОкончив еду, он принёс ракушки и решил попить кровиСтарик Янбирде увидел, что ракушки неполные и начал допытываться у сыновей, кто пил.
Шульген соврал ему, сказав: «Не пил никто!»Старик Янбирде схватил дубину и начал бить сыновей — то одного, то другогоНо и тогда Урал, жалея брата, упорно молчал, а Шульген не выдержал, о своей вине рассказалКогда старик Янбирде опять начал бить [Шульгена], Урал схватил отца за руку и сказал так, говорят:
«Одумайся, мой отец!
На дубину, что в твоей руке,
Внимательно посмотри:
Эта дубина [веткой] была молодой,
А теперь, очищенная от коры,
Вся пообилась на концах,
Согнёшь — с треском переломится она,
Сухой палкой стала она.
Пока ты её не срубил,
Росла [себе] в лесу,
Колыхалась на лёгком ветру,
Трепетала [своею] листвой –
Деревцом была она;
Птицы с пчёлами
Попеременно садились на [деревцо]!
Птицы пели на нём,
Ветви выбирали себе,
Чтобы гнезда вить;
Красивое было деревцо!
Словно младенец, сосущий грудь,
Корни свои распластав,
Оно высасывало влагу из земли.
Когда ж, от родного корня оторвав,
От сучьев и веток очистили его,
Стало, как каменный [твой] молоток,
Как сокол, что пускают на птиц,
Как щука, что ловит рыб,
Как пиявка, что кровь сосёт,
Как собака, с которой охотятся на дичь, —
Разве не стало дубиной[] оно?
Утирая пот со лба,
Многие годы ты прожил
На земле ты не нашёл
Злодейки по имени Смерть;
Как она выглядит — не узнал,
Сердцем не почувствовал её.
Если ещё раз ударишь своё дитя,
Не значит ли, что ты готов
В собственном доме своём,
На собственных детях своих
Показать, как приходит Смерть
От сильного к слабому,
От отца к детям его?
Если сегодня брата убьёшь,
Если завтра меня убьёшь,
Ты тогда останешься один;
Когда старость к тебе придёт,
Сгорбишься, высохнешь ты,
Тогда не сможешь сесть на своего льва,
Не сможешь на охоту пойти,
Не сможешь сокола выпускать,
Еды им не сможешь достать;
И лев твой, и собака твоя,
И сокол, и пиявка твои –
Все станут голодать,
Кровью нальются их глаза,
Когда, изголодавшись, твой лев
Разъярится на привязи своей,
В ярости бросится на тебя
И согнёт тебя пополам
Да на куски тебя разорвёт –
Что станет с тобою тогда?
Ту самую злую Смерть
Встретить в своём жилье
Не придётся ли тебе мой отец?
Услышав это, старик Янбирде перестал бить ШульгенаПотом подумал: «Смерть может явиться и незримоНаверное, это она пришла и искушает меняНе может быть, чтобы никто не повстречал эту СмертьНадо созвать и расспросить всех зверей и птиц»И, говорят, созвал их всех.
Урал, обращаясь к собравшимся птицам и зверям, говорят, так сказал:
«Обличья злодейки по имени Смерть
Попробуем всё перебрать.
Чтобы сильный слабого пожирал —
Отвергнем обычай такой.
Вот хотя бы нас всех перебрать,
На каждый род[] посмотреть
Все вы знаете тех,
Что крови не пьют, мяса не едят,
Никого не заставляют слёзы лить, —
Одни из них корни едят,
Другие травы едят —
Так вот они и живут,
Хищникам в добычу
Детёнышей своих растят,
Со Смертью знакомы они.
Ни один из тех, кто кровь сосёт, мясо ест,
Другом не станет им.
Покончим со злодейством [на земле].
Смерть, что останется одна,
Отыщем все вместе и убьём!»
Хищники с тем, что он сказал,
И вместе с ними Шульген
Не согласились, говорят,
Разные речи вели говорят.
В о р о н:
«Разыскивать Смерть
Я не побоюсь.
Но схватить и выдать её
Я никогда не соглашусь.
Хоть я и стар, но от дела
Такого я уклонюсь
Вдобавок еще так скажу:
Если сильный за слабым
Охотиться перестанет,
Если матерью рожденный ни один
Не будет умирать,
Если деревья и травы на земле
Изменят природе своей —
Когда настанет срок
И осенние заморозки падут,
Зелень не сбросят свою, —
Какая нам польза от того?
Если звери, подобные зайцу,
В год два-три раза будут плодиться,
И, [питаясь] по ночам,
Всю зелень поедать,
А звери другие будут метаться и
Пищи себе не отыщут;
Если целые стаи пернатых —
Лебеди, гуси, утки —
Будут купаться, плескаться,
Водную гладь покроют;
Если реки течь перестанут,
Решив, что жизнь их впустую проходит
И берега размываются понапрасну;
Если, решив, что на земле такие порядки,
Будут [птицы] пить и плескаться,
Не будут давать нам покоя;
Если, решив, [что такие порядки]
родники бить перестанут
И если на земле воды протухнут, —
Что тогда нам делать?
Где добывать еду будем?
Откуда воду пить будем?
Головой рискуя, вступая в битву,
Часто старался я понапрасну.
Хоть видел нужду и голод,
Хоть перенёс я много страданий,
Но не смогу жить на свете,
Если крови не попью, не поем мяса,
Если жира из глазниц падали,
Раз в три дня не поклюю.
Поэтому идти на поиски Смерти
Не могу обещать я».
С о р о к а:
«Если кто-то Смерти боится,
Будет искать путь к спасению.
Коль захочет потомство продолжить
Будет всюду бродить в поисках места».
То, что сказала сорока,
И тигру, и леопарду
И льву, и волку с барсом,
И [всем] когтистым птицам,
И хваткой рыбе щуке —
Всем хищникам понравилось.
А травоядные животные,
Журавли, утки, дикие гуси,
Тетерева, куропатки и перепёлки
Задумали все вместе
Птенцов выводить
И, пока птенцы птицами не станут
И сами летать не смогут,
Чащи лесные искать [решили],
Пока не пройдёт лето,
Накапливать жир на просторе [решили].
Дикие козы, олени
И бурощёкие зайцы,
Гордясь своими ногами,
Не слова не сказали.
Жаворонки, скворцы и сойки,
Галки, воробьи, вороны,
Поскольку питались чем попало,
Молвить слово постеснялись.
«Гнезда у меня нет, — сказала тогда кукушка, —
Заботы о детях не знаю.
Для кого дети — их печень[],
Кто за детей душою болеет.
С их пожеланием я согласна» —
Так она сказала.
Все по-разному говорили,
Каждый по своему думал,
Единства они не добились,
Никто не сказал решительного слова,
Ни с чем разошлись, говорят.
Старика это насторожило,
Выходить один на охоту
Он с той поры не решался.
Как-то однажды все вчетвером
На охоту ушли, говорят,
Много дорог прошли, говорят,
Много добычи взяв, радостные,
С охоты вернулись, говорят.
Среди птиц, на охоте пойманных,
Была одна — лебедь [белая].
Когда ноги опутали ей
Старик нож наточил,
Чтобы голову ей отсечь,
Кровавыми слезами заплакала, говорят,
Своё горе высказала, говорят:
«Полетела я мир повидать,
Неземная птица я,
У меня есть своя страна,
Я не безродная сирота.
Когда на земле не было никого,
Никто по ней ещё не ступал,
[Мой отец] пару себе искал,
Он на земле никого не нашёл,
Выбрать же из другого рода
Равную себе не смог,
Полетел в небо любимую искать,
Загляделся на Солнце и Луну,
Любимую себе выбирал —
Обоих [Солнце и Луну], приворожил,
Всем птицам он был главой,
Отец мой по имени Самрау.
Двое детей у него родилось,
И дети, и он сам
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Т.естало таким же средством охоты, как ловчие животные и птицыС дубиной охотились на волков, косуль и других животных.
[] Урал, как видно из этой фразы, не отделяет себя от других творений Природы.
[] «Дитя есть печень» — образное выражение у тюркских народов, означающее «самое ценное», «самое дорогое».
Не знали болезней никаких
Никто из них не умирал.
И поныне мой отец — падишах.
Вы отпустите меня —
В родную страну я вернусь.
Если съедите меня, на части разорвав
Сжуёте и проглотите [меня],
Всё равно пищей не стану вам,
Как еда не переварюсь:
Взяв воды из Живого Родника,
Моя мать тело омыла мне,
Та, что искупала меня в своих лучах,
Всем вам известна она,
Моя мать, по имени Кояш*.
Отпустите меня —
Отец меня всё равно найдёт,
Придёт и выручит [меня из беды].
Я падишаха Самрау
Дочь, имя моё — Хумай*;
Если золотые волосы распущу,
Лучами страну залью,
Днём на землю лучи лью,
Ночью лучи посылаю Луне.
Отпустите вы меня,
Я вернусь в свою страну.
Путь к Живому Роднику
Я вам укажу».
Услышав эти слова, старик Янбирде со старухой Янбике обратились за советом к сыновьямШульген был за то, чтобы птицу съесть, Урал — чтобы отпустить, и вышел спорУрал птицу Шульгену не отдал, вырвал у него из рук, отнёс её в сторону«Не горюй! Вот сейчас поем немного и отнесу тебя к родителям», — утешал он еёКак только люди сели за трапезу, птица махнула здоровым крылом — выпали из него три пера, она обмазала их кровью, сочившейся из сломанного крыла, — явились три лебедя и унесли девушку[-лебедь]Старик и его сыновья пожалели, что не успели спросить дорогу к Живому Роднику.
Тогда старик велел Шульгену и Уралу отправиться вслед за птицами, не спуская с них глаз, идти за ними и отыскать Живой Родник; если по дороге встретится Смерть — отрубить ей голову и привезти домойПосадил он обоих сыновей верхом на львов и проводил в путь, говорят.
Урал с Шульгеном вдвоём,
Считая годы, месяцы, ночи и дни,
Горы переваливали, реки переходили,
Ехали через тёмные леса,
Ехали вперёд, говорят.
И однажды, когда ехали так,
У берега какой-то реки,
Под деревом большим
Седобородого старца
С длинной палкой в руке
Встретили они, говорят.
Поздоровались с ним, говорят.
Старец ответил на приветствие, говорят.
Старец у них спросил,
Куда они держат путь.
О том, что задумали они,
Рассказали старцу, говорят.
Подумал немного старик,
Бороду погладил свою,
Взглядом окинул их,
На две дороги [им] указал
И так сказал, говорят:
«Вот перед вами дороги две:
Налево пойдёте — на всём пути
Днём и ночью веселье [одно].
Не зная горя и печали,
Не ведая, что это такое,
Радостно на свободе живут
Волк и овцы на лугу,
Лиса и куры в лесу.
Вместе живут, дружат они,
Подчиняются птице Самрау.
Есть там такая страна,
Где крови не пьют, мяса не едят,
Куда путь для Смерти закрыт.
Добром платить за добро —
Обычай [в той стране].
Направо пойдёте — на всём пути
Плач и стенания круглый год.
То жестокостью прославленная
Падишаха Катила* страна.
От падишаха и его приближённых
Горе и страдания терпят там,
Кровавые слёзы льют,
Там горы человеческих костей,
Вся земля кровью залита».
Услыхав от старца такие слова,
Узнав тайну [двух] дорог,
Оба — Урал и Шульген —
Жребий бросили,
Чтобы выбрать дорогу себе.
Меж собой рассудили они:
Налево Уралу идти,
Направо Шульгену идти —
Так по жребию выпало [им].
Но не согласился Шульген.
«Я ведь старше, — он сказал—
Я налево пойду», — сказал,
Сам себе выбрал дорогу он —
Как сказал, так и поступил.
Согласился Урал направо идти
Шульген же налево пошёл.
Урал направо пошёл,
Он ступил на долгий путь.
Много вод пересёк, говорят,
Через много гор перевалил, говорят.
Долго шёл и наконец
Достиг подножия горы, говорят.
Старуху одну повстречал,
Спина исполосована у нее,
Изодрана в кровавые клочья,
Плечи у нее рассечены,
Словно волки терзали ее;
Руки и ноги потрескались у нее,
Как у курицы, мусор ворошившей.
Корнями питалась, копалась в земле,
Почернели губы и лицо у нее;
Словно побитая заморозками трава,
Пожелтело ее лицо.
Словно отесанное дерево –
Иссохшие мышцы на икрах у нее,
Как затвердевшие зарубины дерева,
Буграми выступали суставы у нее.
Прижималась к этой старухе,
То ли от страха, то ли стыдясь,
Красивая девушка одна.
На солнце загорело тело ее,
Всю спину закрывали волосы ей,
Ноги и руки ее –
Словно выточены из дерева,
С высокой грудью, словно
У насытившегося на охоте сокола, она,
С глазами, подобными озерам,
Сверкающим сквозь камыши;
С ладным, стройным станом она,
С тонкой талией, как у пчелы.
Урал подошел поближе, говорят.
“Не бойтесь меня, — сказал, говорят—
Я иду издалека,
Оттуда, где мой дом родной.
Ребенком я еще был,
Когда собрался в путь.
Многие страны я миновал,
Не обижаю я людей,
Не проливаю их кровь.
Смерть, что злодейкой зовут,
Я намереваюсь убить;
Подойдите поближе ко мне,
Расскажите о своей стране”, —
Сказал, и улыбнулись они,
С места своего приподнялись.
Растрепавшиеся волосы старуха
За уши заложила,
С места поднялась,
Глаза раскрыла широко,
Распрямилась чуть-чуть
И сказала так, говорят:
«Ты, оказывается, с дальней стороны,
С добрыми намерениями явился [ты].
Ох, егет мой, знал бы ты!
Падишаха Катила дела
Сам бы увидал!
Тех, кто боли, болезней не знал,
О смерти и не помышлял, —
Девушек и женщин, юношей и отцов,
Без разбору старых и молодых.
Связав по рукам и ногам,
Выбирая самых лучших [из них],
Раз в год заставлял собирать и
В свой дворец приводить;
Дочь его егетов отбирает,
Сам он девушек выбирает,
А тех, что остаются потом,
Приближённые падишаха
Отбирают для себя.
Всех остальных не щадят –
Несмотря на кровавые слёзы их,
Живых и здоровых, они
Девушек в озеро бросают,
Мужчин в огне сжигают;
В честь отца своего и в честь себя,
В честь приближённых своих,
В честь дня рождения своего,
В честь богов раз в году
[Катил] кровавые жертвы приносит.
Вот и я десятерых детей
Произвела на свет
Четверых из них забрали,
Пятерых в воде утопили,
Изболелось сердце у моего старика,
Когда лишился девятерых детейЮ
Он этого не мог перенести
И, не помня себя,
В страшном гневе,
Защищая детей своих,
Бросился на приближенного [шаха].
Бедный мой, в тот же день
Безжалостно на моих глазах
Живьем был в землю зарыт.
Осталась одна младшая [дочь].
Приближенный [падишаха] пришел,
Сказал: возьму в жены ее».
Нет никого дороже для меня–
[С дочерью] я бежала в лес.
Таких, как я, матерей с детьми
[И] бежавших мужчин много здесь.
Кровавыми слезами плачут все,
Скрываются в лесах.
Егет, у тебя, оказывается, добрая душа
И мысли хорошие у тебя,
Не ходи дальше, вернись!
В кровавую страну ты пришел,
В жестокую страну ты пришел”.
“Воды переходил, горы перевалил,
Долгие годы я шел,
Много дорог я прошел,
Если скрывающуюся Смерть
Здесь не отыщу
И голову ей не снесу,
Если не сделаю, что обещал,
Если не прогоню ее с земли,
Пусть Уралом меня не зовут!”
Сказал Урал эти слова.
“Прощайте!” — он сказал,
Сел на своего льва, в стан падишаха Катила
Направился Урал, говорят;
Прошло несколько дней, говорят,
Подъехал к такому месту, говорят,
Где, словно рожденные матерью одной,
Все обличья одного, —
Голые до единого все,
Люди, столпившись, стоят,
Выстроили в затылок их,
Мужчины от женщин отделены,
Ряд за рядом поставили их.
Приближенные [падишаха] толкали людей,
Выравнивая ряды.
Плетью били, стегали их,
Люди в страхе молчали все,
Языком шевельнуть не могли.
К стоящим людям [Урал] подошел.
Окинул взглядом майдан.
Поодаль от этой толпы,
Шагах в пятнадцати в стороне,
С глазами, полными слез,
С сердцем, переполненным болью,
Вместе с напуганными детьми,
Объяснялись только жестами,
Стеная и плача от горя,
Стояли матери и отцы.
И к ним [Урал] подошел,
Спросил, что же произошло,
О своем намерении рассказал.
Слова Урала люди все
Слушали с жадностью, говорят.
Из толпы один старик
Так ему рассказал:
“Егет, по виду твоему,
По удивленному взгляду твоему,
По тому, что на льве сидишь верхом,
Похоже, ты из чужой страны.
В нашей стране падишах есть,
Среди приближенных туре * есть,
Среди [вот] этой толпы
Люди из разных родов есть.
В день рождения падишаха каждый год,
В честь его матери и отца,
В честь колодца, из которого брали воду,
Чтоб новорожденного падишаха омыть,
Существует обычай жертвы приносить.
На знамени падишаха
Птица — черный ворон — [изображена].
Раз в году бывает день,
Когда кормят этих птиц.
Вон, егет, видишь их?
Встречал ли ты этих птиц?
Прилетели на гору, сели они,
Учуяли, что пища будет им.
Когда девушек в колодец бросят,
Когда девушки умрут,
Когда вытащат их всех,
Воронам [на съедение] швырнут,
Они тут же их склюют.
Вот эти связанные егеты
Приведены из всех родов.
Дочь падишаха каждый год
Себе выбирает одного;
После нее сам падишах
Рабов отбирает для дворца;
А оставшихся [людей]
В жертву приносят Тенгри *”.
[Старик] еще не закончил говорить,
Не успел о горе поведать своем,
Как на трон золотой воссела падишахова дочь.
С четырех сторон четыре раба
Шли, неся ее трон.
А за ними вслед
Один из приближенных шел,
За ним же остальные
Приближенные [падишаха] шли.
Когда они подошли, —
“Ровно, хорошо стойте,
Ведь прибыла дочь у падишаха!
Пусть ваши лица просветлеют!” —
Крикнул один из них, говорят.
Тех, кто строй нарушал,
Плетью били, говорят.
Тут падишахова дочь
На площадь прибыла [наконец],
Урал тоже строй не нарушал,
Вместе с другими стоял.
Дочь падишаха, проходя по рядам,
Всех егетов перебрала,
Но среди них по душе
Ни одного егета не нашла.
Наконец она к Уралу
Приблизилась, говорят.
Остановилась возле него,
На Урала взглянула, говорят.
Взяла в руку яблоко она,
Подарила ему, говорят.
На майдане * дочь падишаха
Никого больше не стала выбирать,
Урала отвести к себе
Жестом приказала слуге.
Девушка села на трон,
И снова понесли ее рабы.
Направилась она в свой дворец.
“Дочь падишаха полюбила его,
Он зятем падишаха стал!”—
Закричали так, зашумели все,
Приближенные засуетились,
Стали народ в сторону теснить.
Сказали: “Пойдем во дворец, егет,
Дочь падишаха ждет тебя”.
Что делать Уралу, пояснили они,
А из приближенных один
Взялся повести его, говорят.
“Ты нашим зятем стал”,— сказал,
По плечу его похлопал, говорят.
Но Урал не согласился с тем,
Во дворец не захотел идти.
“Порядков ваших не знаю я,
Чем все это кончится, посмотрю,
Потом, может быть, и пойду,
Девушку [сам] отыщу”—
Так Урал ответил, говорят.
Приглашение приближенных
Так он отверг, говорят.
Те обиделись [на него],
Пошли сказать девушке [о том], говорят,
Немного времени прошло,
На майдане шум еще не утих,
За глашатаями, пробивающими путь,
В окружении батыров четырех,
На троне, который несли рабы,
Словно взбесившийся верблюд,
Словно крови жаждущий медведь,
С налитыми кровью глазами,
Нахмурившись злобно,
Свирепый в гневе своем,
С затылком, как у дикого кабана,
С ногами толстыми, как у слона,
Кумысом* налившийся, как саба*,
С противным, огромным животом,
Людей в гневе своем
Заставляющий головы склонять —
Появился падишах Катил, говорят.
Прошел, всех перебирая [по рядам],
Рабов-мужчин выбирая, говорят.
Сказал: “Этот во дворец пойдет,
Этот для жертвы подойдет” —
Так закончил отбор рабов, говорят.
Потом стал девушек отбирать, говорят.
Когда девушек отбирал,
Он к одной красавице подошел,
Приближенного подозвал,
Сказал: “Зубы ей посмотри”, говорят.
Закрывавшие румяное лицо
Руки ее отвел, говорят,
Коснулся ее груди,
За талию ее подержал.
“Для дворца она, подойдет,— сказал,
Других сами осмотрите,— сказал,—
Лучших себе отберите,
Сколько хотите берите”,—
Сказал падишах, говорят.
Приближенным своим приказал, говорят:
“Оставшихся в честь матери моей,
В честь колодца, водой которого омывали меня,
В жертву принесите!”—приказал,
Так закончил слово свое, говорят.
Тем временем, разгневанная,
Дочь явилась его, говорят,
К Уралу подошла, говорят,
Стала его упрекать, говорят:
“Егет, я выбрала тебя,
А ты в мой дворец не пошел,
Яблоко подарив, знак тебе подала—
Меня равной себе не признал,
Мое приглашение отверг,
Перед всеми рабами
Ты опозорил меня”.
Ты опозорил меня”[].
Слова [дочери] услыхав,
С трона сошёл падишах.
«Из какого рода тот егет,
Что опозорил мою дочь?» —
Сказал и к Уралу подошёл, говорят.
Брызгая слюной,
Он так стал говорить:
«Эй егет, о роде моём,
Что имя моё — падишах Катил,
Не только люди этой страны
И подвластных мне земель,
Но [даже] птицы и звери
Слышали и знают [о том],
Даже в могилах мертвецы.
Если дочь моя приказала,
Почему же ты не идёшь?
Почему раздумываешь ты?
Почему нарушаешь обычаи мои?
Почему не идёшь и медлишь ты?»
У р а л:
«Не знаю того, кого падишахом зовут,
Не знаю обычая резать людей.
Мне видеть и слышать [о таком] —
Сколько ни странствовал я —
Нигде на земле не пришлось,
О том, что такое бывает, не знал,
С чужими обычаями незнаком,
Злодейку по имени Смерть
Ищу я, чтобы убить.
Обычаев [таких] не боюсь
И Смерти я не страшусь.
Не только человека, но даже птенца,
Если Смерть [к ним] придёт
И руку над ними занесёт,
Я Смерти их не отдам.
Сложа руки не буду стоять.
Я повременю,
Все обычаи узнаю твои,
А потом всё, что думаю я,
Выскажу тебе».
Услыхав эти слова,
Падишах понял, что Урал —
Чужой человек [в их стране].
Приближенные падишаха, батыры его
И старцы, что были при нем, —
Все приревновали
К Уралу падишахову дочь,
Позавидовав, что девушку отдают за него,
Что зятем падишаха будет он.
Сам падишах рассвирепел, говорят.
“Не выбирай такого глупца,
Понапрасну не томись,
На никчемного не смотри,
Иди, дочь моя, иди домой,
Во дворец возвращайся свой!”—
Сказал он дочери своей, говорят.
“Не мешкайте с теми, кто в жертву определен,
Девушек в воду бросайте, |
Мужчин в огонь кидайте,
А этого егета, заковав,
Приведите ко мне!”—
Приказал четырем батырам, говорят.
А сам, сев на свой трон,
Стал ждать, когда другие подойдут.
Как только приближенные
Связанных по рукам девушек и мужчин —
Девушек собрались в воду бросать,
А мужчин в огонь кидать,
Как только двинулись они —
И люди стали плакать и стенать,—
Урал вырвался вперед, говорят
И такие слова сказал, говорят:
“Я отправился для того,
Чтоб невидимую Смерть сразить,
От кровожадного падишаха,
От людоеда-дива
Всех людей освободить,
Из Живого Родника воду взять
И мертвых воскресить,—
Вот для этого я батыром родился!”
Видя, как стенает народ,
Как на глазах у него
Берущая души злая Смерть ‘
Руку накладывает на людей,
Мужчиной считающий себя батыр
Будет ли безучастно стоять?
Уступит ли злодеям путь?
Устрашится ли их батыр?
“Приближенные, убирайтесь! — [закричал],
Великий падишах, с носилок сойди!
Развяжите руки рабам,
Развяжите руки девушкам!”
Услыхав это, Катил
Весь напыжился, побагровел,
Кричать и ругаться стал,
Обратился к батырам своим.
“Если Смерть ищет он,
Если жаждет крови он,
Покажите ему Смерть,
Пусть запомнит мою страну!”—
Грозно так приказал, говорят.
Словно медведи косматые,
Словно огромные дивы,
Четыре батыра явились, говорят.
“Будешь биться или бороться?
Выбирай! — сказали они, говорят.
“Не погибли бы сами вы!
Подумайте сначала о том.
Посильнее самих себя
Найдите какое-нибудь животное!”
Когда Урал так сказал, те захохотали, говорят.
“Ох-хо-хо! Какой ты, оказывается, батыр!”—
Так падишах и все остальные
Издевались над ним, говорят.
В гневе падишах Катил
Не знал, что и сказать,
Не раздумывая, он повелел:
“Если крови жаждет он,
Если жить надоело ему,
Быка приведите сюда,
Который поддерживает мой дворец,
Сделает то, что надо, бык!
А вы, батыры, подождите [пока]”.
Услыхав эти слова,
Все люди перепугались, говорят.
Урала пожалели они.
“Пропадет егет”, — думая,
Слезы проливали, говорят.
Дочь падишаха пришла,
Стала отца умолять:
“Отец мой, остановись,
Понапрасну его не губи?
„Выбери себе жениха»,—ты сказал,
Разрешение мне дал.
Этого егета выбрала я.
„Он мой жених»,—подумала я,
С егетом поговорить
Ты даже мне не дал.
Отец мой, остановись,
Понапрасну его не губи!”
Хоть так и умоляла его дочь,
Слезы кровавые лила,
Не внял просьбе дочери падишах,
Не уступил ее мольбам.
Землю с ревом взрывая,
В ярости брызжа слюной,
Подбежал бык [огромный], как гора, говорят-
Остановился перед Уралом он.
Постоял, посмотрел на него,
Голову чуть в сторону повернул.
“Егет, я на землю не брошу тебя,
Пока сам не сгниешь
И не превратишься в прах,
Пока ветром не развеет твой прах,
Я буду тебя на рогах держать,
Я тебя вот так иссушу”
Так сказал Уралу [бык], говорят.
“И я тоже, бык, тебя
Постараюсь не погубить,
Не стану силы тратить, себя изводить,
Не стану возиться с тобой.
Что сильней человека нет на свете никого”.
Придется тебе признать.
Не только тебя, но и племя твое
Сделает человек своим рабом”.
От этих слов бык
Ринулся на Урала, рассвирепев,
Урала он решил
На рога свои поднять.
А Урал-батыр быка
Схватил за рога, говорят,
Бык тоже старался [его поддеть], говорят.
Хоть и надеялся на свои рога,
Из рук Урала вырваться не смог.
По колено в землю ушел, говорят,
От натуги большой
Из пасти быка
Черная кровь потекла, говорят;
Верхний зуб выпал, говорят.
Бык обессилел, говорят,
Запыхался, изнемог, говорят.
Увидев это, и Катил,
И его приближенные, и другие — все
Растерялись, говорят.
Урал слово свое сдержал,
Быка он не стал губить,
Схватил его за рога,
[Вытащил] увязшего быка из земли,
На ноги поставил, говорят.
У быка четыре копыта
Треснули пополам,
В трещины набился песок,
Кровью обильно залились, говорят.
Урал: “Рога твои, что держал я в руках,.
Согнутыми останутся [навсегда],
В щербатой пасти твоей
Верхний зуб не вырастет [никогда],
Раздвоенные копыта твои
Не сомкнутся никогда.
Не только ты сам, но и потомство твое
Такими останетесь навек.
Силу человека ты испытал,
Слабость свою ты узнал,
Человеку рогами не грози,
Не надейся его одолеть!”
«Накиньтесь все вместе на него», —
[Падишах] своим четырём батырам кивнул.
Батыры к Уралу подошли, говорят.
«Если умрёшь ты на наших руках,
В какую сторону бросить тело твоё?
Если останешься в живых,
В какую страну забросить тебя?» —
Сказал так Уралу
Своё слово один батыр.
Не устрашился Урал,
Против батыров четырёх
Один вышел вперёд:
«Все четверо подойдите [ко мне].
Батыра, разыскивающего Смерть,
Силу на себе испытайте вы!
Если я умру на ваших руках,
То тело моё отдайте льву.
А если хватит сил бросить [меня]
То забросьте в Живой Родник!
Теперь и вы ответьте мне:
Если в руки попадёте мои
И мотыльками затрепещете вы —
В какую сторону забросить вас?
Когда, дивов разгромив,
Из Живого Родника воду взяв,
Снова я к вам вернусь
И буду вас искать,
То ваши тела, стёртые в муку-толокно,
Ваши души, [трепещущие], как мотыльки,
В какой стороне смогу отыскать?»
Рассмеялись [батыры], когда Урал это сказал.
«Если хватит сил одолеть
И на спину нас положить,
Падишаху и его приближённым
Бросишь под ноги нас» —
Так насмехались они.
Потом все вместе, вчетвером,
С Уралом сцепились, говорят.
Урал, схватив одного,
Падишаху под ноги швырнул,
Остальных же троих
В сторону приближённых [швырнул].
Казалось, земля затряслась:
И приближённые, и сам падишах,
И все четыре богатыря
В муку-толокно превратились, говорят,
С глаз исчезли, говорят.
Матери в кровавых слезах,
Рыдающие отцы,
Дети, связанные по рукам, —
Все видели, это, говорят.
К Уралу бросились они,
Обступили его со всех сторон, говорят.
Урал вошел во дворец, говорят,
Всех людей собрал, говорят,
Беглецам скрывавшимся — всем
Возвратиться в свои дома
Приказал Урал, говорят.
Избрав среди них главу,
Сам уйти собрался, говорят,
Народ устроил йыйын *,
Урал вместе со всеми был.
Самый старый среди людей
Так сказал, говорят:
“Ты — егет из егетов, оказывается!
Ты — бесстрашный батыр, оказывается?
Надеясь лишь на самого себя[],
Засучив рукава,
Жалея таких, как мы,
Ты пришел [сюда], батыр, оказывается.
Ты—победитель, оказывается.
Та, что вызвала гнев падишаха,
Та, что [с ним] столкнула тебя
И потому всем нам
Принесла свободу и счастье,
Ведь это—дочь падишаха.
Из-за нее все это приключилось.
Тебя полюбив, взбунтовалась она,
Против отца голос подняла.
Егет, на дочери падишаха женись,
Здесь останься, егет!”
Услыхав эти слова,
Узнав, что все того хотят,
Урал решил жениться, говорят,
Девушку в жены взять, свадьбу сыграть,
Пожить так немного [решил], говорят.
Прошло несколько дней,
После свадьбы своей
Урал снова отправился в путь, говорят.
Много вод перешел, говорят,
По пути, в местности одной,
У подножия скалистой горы,
Посреди ложбины,
Соскочив со своего льва,
Прилёг он отдохнуть.
Шипение змеи
[Вдруг] послышалось ему.
[Урал] с места вскочил,
Огляделся по сторонам.
Недалеко, рядом совсем,
[Змей] возле куста,
Если прикинуть, в толщину он
[Такой], что заслонит собой льва,
Если измерить его длину,
Мало и ста шагов —
Огромный этот змей,
Выпоз из кустов,
Схватил оленя одного,
Борются они, говорят,
Бьются они, говорят,
Не вынес в конце концов,
Против змея он не устоял,
Задохнулся олень, упал,
И тут же оленя за хребет
Пастью ухватил змей, говорят.
Урал к ним подбежал,
Змей бил хвостом,
Ломая деревья, говорят.
Чтобы и Урала проглотить,
Хвостом ударил его, говорят.
Урал змея скрутил,
Схватил его за хвост, говорят.
«Оленя отпусти!» —
Змею он приказал.
Змей ни слова не сказал,
Он оленю хребет
Продолжал рвать и ломать.
Старался змей, говорят,
Сделать то, что хотел, —
Оленя скорей проглотить,
Но это не удавалось ему:
Большие рога не пролезали в пасть.
Хвостом выламывал их,
Но не ломались рога,
Об землю оленя ударял,
Но и тут не поддались рога.
Змей в конце концов
Из сил выбился совсем;
Проглотил бы [оленя] — не проходят рога,
Выплюнул бы его, но не может он:
Обессилел змей, изнемог.
Поняв, что с оленем справиться не смог,
Что другого выхода нет,
Змей голову приподнял,
С мольбой у Уралу воззвал:
«О егет мой, помоги!
Пусть не сейчас придёт моя смерть.
Я сын падишахи Кахкахи,
Егет по имени Заркум,
За помощь твою оплачу,
Я тебе тоже помощь окажу.
Скажешь: «Будь спутником моим» —
И я последую за тобой;
Если попросишь кораллов, жемчугов,
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «Опираясь на своё сердце».
Отправимся в мой дворец,
Сколько пожелаешь — возьмёшь,
Гостем будешь у меня».
Эти слова услыхав,
Ответил змею Урал, говорят:
«Никогда не делавшего зла,
Не обидевшего ни одной [живой] души,
Крови не пьющего оленя
Смерти — врагу моему —
Несчастного предал ты, разорвав.
Тайну свою мне открой —
Обо всём мне расскажи.
Даров [твоих] не надо мне,
Я отправился из своей страны,
Чтоб избавить [всех] людей
Невинных, таких, как этот олень,
От Смерти — злого врага».
З а р к у м:
«О егет мой, расскажу,
Всю тайну открою тебе.
Недалеко от наших мест,
В одной стране, где птицы живут,
Есть падишах по имени Самрау.
У того падишаха есть дочь,
Она Солнцем рождена.
Я просил не отдал он её
Дочь его тоже сказала: «Ты змей»,
Не захотела идти за меня.
Я молил отца своего,
Дни и ночи упрашивал его:
«Отец, жени меня на ней, — говорил, —
Если согласия не дадут,
С их страной огненную битву начни», — говорил.
Отец сказал: «На охоту пойди,
В свою змеиную шкуру облачись,
Оленя с рогами в двенадцать ветвей
Поймай и съешь, — он сказал—
Если проглотишь его,
Любой облик сможешь принять.
Страха ты не будешь знать,
Самым красивым среди людей
Мужчиною станешь ты.
В страну птиц явишься ты,
Одну из дочерей Самрау
Выберешь для себя».
На охоту я вышел по совету отца
И оленя совсем уж было проглотил,
Да сил недостало мне —
В горле застрявшие рога
Так и не сломались совсем,
Не сбылось желание моё.
Егет, ты меня не губи,
Доброе дело сделай [мне],
Помоги мне, егет!
Потом к отцу моему пойдём,
Всё что захочешь, возьмём.
Богатства у отца не проси,
Самую красивую девушку в мире даст,
Ты на неё не польстись,
Даст сокровищ полный дворец,
На них тоже не польстись.
Кораллов и жемчугов — всего
Отец мой рассыплет пред тобой —
И ими не дай себя заманить!
Отец [мой] скажет наконец:
«Чтоб от кораллов, жемчугов отказался человек,
от богатства голову потерял,
Чтоб от красивой девушки отказался он,
Сколько по свету ни странствовал я,
Такого не слыхал и не видал,
Такое ни разу не встретилось мне.
Нечем мне больше расплатиться [с тобой].
Теперь самого тебя прошу,
Егет мой, назови желание своё,
За большую услугу твою [отплачу]!»
Так мой отец скажет тебе.
Заранее предупреждаю тебя:
Скажешь, чтоб снял он шкуру аждахи*,
Чтоб высунул свой птичий язык
И вложил тебе в рот.
Отец тебя припугнёт:
На камень он плюнет,
Камень заставит, как воду, кипеть.
Если на гору плюнет,
Гора расплавится, станет водой;
Вода потечёт и в один миг
Соберётся в низине,
Сверкающее озеро предстанет [пред тобой] —
Ни конца, ни края не будет у него.
Этого тоже не пугайся ты.
Снова проси его [высунуть] язык.
Когда поцелуешь моего отца в язык,
Сердцем оттает, смягчится он.
«Что же ты просишь в награду?» —
Он спросит тебя.
«У падишаха в большой стране
За доброе [дело] добром
Платят — это знаешь ты.
То, что любишь сам,
Ты и отдай мне», — скажи [ему].
Если посох с набалдашником в жемчугах
Даст свой — его возьми.
Этого посоха секрет вот в чем:
С ним не утонешь, оказавшись в воде,
Не сгоришь, если в огонь попадешь.
Если захочешь невидимым стать,
Ни одна душа не увидит тебя,
Если враг тебя будет искать,
Не отыщет никогда».
Услыхав Заркума слова,
Урал обломал оленю рога,
И змей, оленя проглотив,
Егетом обернулся тотчас.
И в этот же миг —
Не успели ещё они закончить разговор —
Раздался какой-то свист,
У Заркума тотчас
Побледнело лицо.
«Что это?» — спросил Урал,
Но Заркум не ответил ничего,
От Урала причину скрыл.
«Отец всё распознал,
Узнал, что я рассказал обо всём.
Если этого егета упущу,
Не проглочу его, отпущу —
Отец всем сердцем вскипит,
В гневе повесит меня;
Проглотить егета мне не хватит сил.
Хвост свой в петлю
Я больше свернуть не смогу.
Если же выдам его отцу,
Если в ноги отцу поклонюсь,
То небольшое показание понесу
И останусь в живых» —
Так подумал про себя Заркум,
Но Уралу ничего не сказал.
«Это отец ищет меня —
Так Урала он обманул—
Пойдём [со мной], егет,
Гостем будешь у нас,
В подарок у моего отца
Попросишь то, что я сказал» —
Так он Урала зазывал,
Во дворец его приглашал.
«Повидаю змея страну,
Все тайны узнаю её,
Если в мире бывает [так],
Что на добро отвечают злом,
Пойду вместе с ним, чтобы это испытать»—
Решение твёрдое принял егет,
Что задумает, то и сделает он.
«Не стану опасаться, пойду,
Я испытаю [всю] мощь
Сердца, способного Смерть одолеть,
Способного её свалить» —
Так подумал про себя Урал
И решил идти во дворец.
«Если жив буду — вернусь,
Встретимся [с тобою] вновь,
Не вернусь, долго не жди,
Не скитайся в чужих краях,
Дорогу обратную найди,
Домой отправляйся [тогда],
Привет от меня передай» —
Так он сказал льву, говорят,
Поцеловал его в лоб, говорят,
Расстался с ним, говорят.
Отправились [Урал с Заркумом], говорят,
Много дорог прошли, говорят.
[И вот] что-то чёрное увидели впереди,
Похожее на гору, высотой до небес,
Словно сверкающие зарницы,
Огонь полыхает вокруг, говорят.
Увидав на своём пути
Что-то серым туманом покрытое,
Огнём-пламенем пышащее,
«Что это?» — спросил Урал.
Заркум ему объяснил:
«Не гора это, а змей,
Охраняющий дворец».
Подошли они [к дворцу], говорят,
Тут, говорят, увидел Урал:
Возле ограды железной,
Беззаботно свернувшись [клубком],
Лежит девятиголовый змей —
Урал понял, что сторож он.
Заркум подошёл к нему первым, говорят,
Девятиголовому змею он
Приказал: «Ключ принеси!»
Змей пронзительно свистнул, зашипел,
Казалось, рухнули горы и скалы;
Потом раздался грохот и шум —
Четыре змея о шести головах
Ключ волокли, говорят,
И этот ключ
Сильно гремел, говорят.
Тем громадным ключом
Заркум открыл дворец, говорят.
«Иди, егет, входи,
А я отправлюсь к отцу,
Сюда его приведу», —
Сказал Заркум и ушёл, говорят.
И вот тогда ко дворцу
Большие и малые — все
Змеи поползли, говорят.
Стали по-разному говорить.
Урал стоял и слушал, говорят.
Одиннадцатиголовый змей:
Мой черёд его съесть,
Чтобы двенадцатую голову отрастить —
Самым близким падишаху стать,
Везиром сделаться его».
Другой, девятиголовый змей:
«Этот человек теперь
От сына падишаха тайну узнал,
Обещание от него получил;
Его или сам падишах съест,
Или же я его проглочу.
Ведь тайны нашего падишаха все
Я держу в своей голове.
Падишах не станет его есть —
Он же сына ему спас!
Да и если съест, голова у него не отрастёт.
Не толпитесь вы тут зря,
На поживу не надейтесь вы,
Не ждите, вам не достанется она».
Сказал, и все змеи расползлись.
А девятиголовый змей
Всё поблизости кружил,
Потом к воротам подполз, говорят,
Девушкой обернулся, говорят,
И к Уралу подошёл;
Взглядом хотел его заворожить, говорят,
Руки к нему протянул, говорят.
Урал его руки сжал, говорят,
Из [всех] пальцев его
Брызнула кровь, говорят,
Не выдержал [такого] пожатия змей,
Огнём хотел Урала спалить, говорят,
Но в ярости Урал
Змея за горло схватил, говорят:
«Ведь тайнами владеешь ты,
Людей пожираешь ты —
Головы отращиваешь себе,
Все тайны Кахкахи
И его самого охраняешь ты».
Услыхав эти слова,
Удивился змей, говорят:
«Ой, оказывается, ты — мой бог.
О том я не знал!
Думал, что ты человек,
Потому падишаху и сказал:
Сын твой тайну человеку —
Враждебному нам существу —
Ведь всё же раскрыл!»
С этими словами змей
Уралу в ноги упал,
Изогнулся пополам перед ним,
То ли запах учуял, то ли догадался он,
Но тотчас же этот змей:
«Нет, нет, ты не мой бог —
Человеком [здесь] запахло, —
Ты, оказывается, настоящий человек!
Ты заставил сына падишаха говорить,
Все тайны его разузнал,
Узнав тайны, ты сюда пришёл».
Сказал так и поднялся змей, говорят.
Раскрыв свою пасть, зашипел,
Хотел Урала огнём-пламенем спалить, говорят.
Но не испугался Урал —
По голове его ударил, говорят.
Со звоном из одной головы
На землю выпали ключи,
А из остальных восьми голов
Вышли восемь богатырей.
«Все мы [раньше] были людьми,
Мужами были в своей стране,
Но всех нас змей проглотил —
Себе головы отрастил;
Сердце змея [рассеки] —
Ключ золотой в нём найдёшь,
Дворец тайн откроешь ты.
То, что пожелаешь, возьмёшь» —
Так сказали они, говорят.
Урал сердце змея рассёк, говорят,
Дворец тайн открыл, говорят.
Украшенную жемчугами
И окутанную шелками
С поблекшим лицом
Красивую девушку увидел [там].
[Сидела] девушка возле двери,
Он открыл её, говорят,
И рядом с троном [падишаха] увидал
Посох с набалдашником в жемчугах, говорят.
«Егет, этот посох возьми», —
Сказали люди ему.
В тот же миг дворцовую дверь
Распахеул белый змей, говорят.
«Это кто сюда вошёл?
Кто взял мой посох,
Не доступный ни для кого для из людей?» —
Так сказав, кинулся на Урала змей,
Чтобы его проглотить.
Урал схватил его, говорят,
Скрутил, швырнул на землю, говорят,
М сказал он так, говорят:
«Я — батыр, ушедший искать
Смерть, губящую людей.
Кто на стороне Смерти стоит,
Того в покое не оставлю на земле.
Раз имя моё Урал,
Коль я из рода людей,
Если уж я появился на свет,
Я буду людям помогать,
Сделаю счастливой свою страну
А тех, кто людям враг, —
Всех уничтожу я.
Если ты падишах, то дай приказ,
Чтобы все змеи сюда собрались.
Пусть они головы, проглотившие людей,
Склонят до самой земли.
Все головы их на куски изрублю,
Вновь в людей превращу.
Кто на стороне Смерти стоит,
Всех змеев-злодеев
Начисто перебью!»
Услыхав, что сказал Урал,
Увидев смелость его,
Змей подчинился ему, говорят.
«Раз посох упустил из своих рук,
К тебе перешла сила моя!» — сказал, говорят.
Падишах, говорят, приказал
Всех змей собрать,
Тем, кто, съев людей, головы себе отрастил,
Урал головы, говорят, отрубил,
Вновь превратились они в людей, говорят.
Он велел все дворцы открыть,
Потом из темниц
Всех узников отпустил.
«А теперь [своего] сына найди, — сказал Урал, —
Отыщи и приведи!» — сказал.
Народ на свободу вышел, говорят.
Девушка-красавица, чтобы была взаперти,
Говорят, вместе с другими вышла,
Люди все вместе собрались, говорят,
Обступили, говорят, Урала со всех сторон.
«Помощь, какой не послал сам бог,
Ты нам оказал, егет,
Захватившее всю [нашу] страну
Огненное войско злодея ты истребил.
Как нам теперь поступить, егет?
Чем же тебе отплатить?
Каким словом возвеличить тебя?
«Не нужно возвеличивать меня;
Батыром страны будет тот из мужей,
Кто [всем сердцем] любит людей.
Ваша радость — [радость] и моя,
А моя радость — ]радость[ и для вас.
Соберём народ всей страны,
Праздник устроим для всех,
Одного из вас
Главой изберём».
Жил [там] муж по имени Алгыр,
Он против змея поднялся,
Много лет боролся с ним,
Его-то и избрали главой, говорят.
У Алгыра-старика
[От умершего] верного друга его
Дочь осталась по имени Гулистан,
Была она рабыней у Кахкахи.
Урал ещё тогда встретил её во дворце.
Девушку эту сосватали ему
Решили за Урала замуж отдать.
Урал с женитьбой на девушке,
О чём весь народ замышлял,
Решил немного повременить:
Пока не уничтожит Азраку,
Он решил свадьбу отложить.
Самый старший из собравшихся,
Много повидавший в жизни, сказал:
«Каждое поколение одного батыра
Рождает для [своей] страны,
Одно поколение сменяется другим,
Грядущие поколения придут;
Хоть слава тебя и переживёт,
Но [однажды] иссякнет мощь твоих рук.
Пусть исчезнет батыр, но не исчезнет народ.
От батыра [родится] народный батыр,
От [храброго] мужа родится этот батыр,
По примеру отца стрелы делает он,
По примеру старших будет вести бой,
Среди народа он будет расти,
Сквозь огонь и воду пройдёт.
Пока от батыра родится батыр,
Равное жизни одного поколения
Время пойдёт на земле,
Та девушка рождена от батыра-отца,
Молоком красавицы матери вскормлена она.
Эта девушка тебе подстать,
Сыну твоему будет матерью она».
К сказанному прислушался Урал,
Взял себе в жены Гулистан, говорят,
Свадьбу устроил большую, говорят,
Вместе с гостями он был, говорят.
Шульген же, что направо пошёл,
[Тоже] встретил одного старика.
О том, что ищет в этих краях,
О том, что на своём пути
Повстречал ещё одного старика, —
Обо всём ему рассказал.
Тогда Шульгену тот старик
Открыто, не таясь,
Так сказал, говорят:
«Тот старик, которого ты повстречал,
Младшим братом приходится мне,
Со мной вместе в одной стране
Родился и вырос он.
П теперь его лицо [обросло]
Белой бородой, он — седой старик.
Еле теплится в нём душа,
Истощённый он, очень ослаб.
А на меня поглядеть,
Я словно егет!
Когда сказал тебе: «Он мой младший брат»,
Ты подумал: «Обманывает старик!»
А секрет тут вот в чём, егет,
Хорошо запомни это, егет
Так заведено в нашей стране,
И молодые, и старики —
Все словно родные [здесь],
Будто одной матерью рождены.
Не грабить никого,
Кровь человеческую не проливать,
Не утаивать то, что людям принадлежит,
В землю не зарывать;
Всё, что добыто [людьми],
Порознь не делить.
Не считать, что сильному дозволено всё,
Сирот не обижать.
Мать, родившую дочь,
Не позорить, не унижать,
Детей её в воду не кидать —
Таких обычаев не нарушать —
[Так] в этой стране поклялись.
От этого обычая мой брат отступил,
Каждого, кого осилить мог,
Бил он, уничтожал,
Убивал и съедал.
Злодейке по имени Смерть
С врагами дружбу водить [помогал],
Чтоб много крови в стране проливать.
Такой обычай он ввёл.
Поэтому его из страны,
С земли, где родился и вырос он,
Люди, сговорившись между собой,
Прогнали прочь.
Теперь вдали от людей,
В одиночестве он живёт,
В горестях влачит свой век.
Сам он и лицо его
СостарилисьНа нём Смерти печать».
Сказал так старик,
Шульген понял всё.
Расспросил о дороге у старика,
Как проехать, повидать ту страну,
Разузнать всё о ней.
Старик, не таясь всё объяснил.
Месяц ехал [Шульген], ехал год,
Много рек проехал и гор,
Где застигала его ночь в пути,
Там и ложился спать.
До одного места добрался он,
У озера очутился он,
Берега его камышом заросли,
Кувшинки, раскинув листья свои,
Словно тиковое дерево, цвели.
Дно не топкое, в гальке всё,
Много уток, лебедей, диких гусей
Плавало тут и там.
Рыбы, живущие в озере:
Сорожки, щуки, пескари —
Вместе плавали, резвясь,
Друг на друга не нападали они.
Увидев это, остановился Шульген,
Вырвал волос из гривы льва,
Сделать петлю решил,
Надумал рыбу ловить,
В поисках палки для петли
Напрвился к густым зарослям ивняка.
Пошёл он вперёд,
До кустов ивняка дошёл,
[А там] рядом с соловьём,
Что на иве пел,
Сидели и другие птицы:
Ястребы, соколы были тут,
И жаворонок среди них.
Глянул Шульген на склоны гор —
А там овцы, бараны и волки,
Лисы, куры и петухи —
Все вместе собрались.
Увидев это, остановился Шульген,
Вспомнил, о чём рассказал ему старик.
«Сначала к падишаху пойду,
Разузнаю тайну дворца,
А по дороге домой
Охотой займусь, всех переловлю», —
Подумал так Шульген,
Сел верхом на льва,
Поехал дальше дорогой своей.
И когда ехал он,
С Заркумом, бежавшим из дворца,
Встретился Шульген.
Заркум стал расспрашивать его
Шульген отвечал, не таясь.
Назвался ему Заркум
Сыном падишаха дивов Азраки,
[Шульгена] обманул, правду утаив.
Отправиться к Азраке [обещал],
Дать много подарков [обещал],
Взять его вместе с собой [обещал].
Из Живого Родника воды достать
И сколько захочет [ему] дать —
Всё это Заркум обещал.
Не понял Шульген хитрости его.
Отправились они вместе в путь, говорят,
Много дорог прошли, говорят.
Однажды что-то чёрное увидели они,
Приросшее к земле,
Взметнувшееся в небеса.
Туча это или гора?
Горой назовёшь, но кипит, говорят,
Подивился этому Шульген,
Спутника своего спросил, говорят.
Заркум ему так сказал:
«То чёрное, что видим мы, —
Один из громадных дивов,
Стерегущих дворец.
Завидев нас, он приближался к нам.
Остановись немного подожди.
Ты на месте постой.
Я сначала сам пойду,
Скажу ему, что явился гость,
Потом он придёт за тобой,
Во дворец [тебя] отведёт».
Сказал и, оставив Шульгена,
Сам к диву подошёл.
«Меня и спутника моего
Отведи во дворец», — попросил.
Див падишаху о них сообщил, говорят,
Понял хитрость [Заркума] падишах, говорят,
Повелел дивам, говорят,
Двух тулпаров* привести.
Словно к мужам-батырам, с почтением,
Словно к гостям большим, с уважением,
Подошёл к ним огромный див, говорят,
Шульгена с Заркумом он
Во дворец повёл, говорят.
Когда до дворца дошли они,
Оставил Шульгена Заркум,
Чтобы сообщить о себе,
Один во дворец вошёлГоворят.
Падишаху руку подал, говорят,
Рядом с Азракой
Отца своего увидал, говорят.
Кахкаха вместе с Азракой
Размышляли об Урале,
Между собой вели разговор
В недоумении, в растерянности
Они сидели, говорят.
Дивы-сынчи* пришли.
Один — старый, знающий больше других, сказал:
«Мой падишах, помнишь ли ты,
Что когда родилось какое-то дитя,
Когда до нас донесся его крик,
В небе летавшие дивы
Попадали на землю все?
Чтобы выкрасть его
Или уничтожить, убив,
Ты дивов и джиннов послал.
Когда они хотели его схватить,
Ребёнок на них в упор посмотрел —
От страха у дивов всех
Сердца разорвались.
Ребёнок этот из дома ушёл,
Приблизился к нашей стране,
Помнишь, как только подумал он:
«Воду возьму из Живого Родника»,
Родник со страха вспенился, взбурлил,
В нём наполовину убавилось воды.
Получив об этом весть,
Ты тогда сильно горевал.
Падишах мой, надо выход найти,
Нельзя сложа руки сидеть,
Давайте человека найдем,
Чтобы у птицы Самрау Акбузата [коня]
Этот человек смог достать,
Или придется нам его самим украсть.
А з р а к а:
“Чтобы Акбузатом завладеть,
Седло на его спину положить
Или — если не удастся –
Со света его сжить,
Семерых дивов я посылал,
Место им указал,
Где на небе этот белый конь укрыт.
Дивы гонялись за ним,
Но и лаской не могли подозвать:
Конь к ним не подошел.
Дивы мои со стыда
Не вернулись обратно в мою страну,
Опозоренными на небе остались.
Стали называться Етеген*,
Стали вечными светилами они.
«Хоть бы рыжим конём
Завладеть», — думал я.
Есть [у Самрау] дочь, родившаяся от Луны, —
Я похитил её.
Хоть дочь его у меня и в плену,
А конь, подаренный ей отцом,
До сих пор не явился к нам.
Не сбылось желание моё.
Теперь вот что нужно нам:
Из рода людей нам нужен муж
Этот егет дочь Солнца — Хумай –
Пусть приворожит.
Пусть будет единственным на свете этот егет.
Девушка, егета полюбив,
Акбузата и булатный меч
Пусть в подарок ему преподнесет.
Если батыра найдем, что сможет Акбузата оседлать.
Девушку захочет — девушку ему дадим,
Богатства захочет — богатства ему дадим,
Главой захочет стать —
Поставим главой над какой-нибудь страной.
Если егета этого уговорим,
То Урала одолеем мы.
Тогда на земле от людей
Не будем гонения знать.
Будем делать то, что хотим,
Будем всех держать в своих руках!»
Услыхав эти слова,
Заркум вышел вперёд,
Перед падишахом голову склонил.
«Я старшего брата Урала
С собою привёл», — сказал, говорят.
Поведал о хитрости своей,
Всё по порядку, говорят, рассказал.
Обрадовались все.
А Заркума падишах
Похвалил, честь ему оказал.
Когда Шульген во дворец вошёл,
Азрака ему место указал,
С почтением, уважением [усадил],
Рядом с собой его усадил,
Заркума сыном своим назвал,
Кахкаху другом своим назвал,
[Так Шульгена] обманул и познакомил их,
Во всём ему угождал,
Как большого гостя, угощал,
Всё богатство своё показал,
Дворцовых девушек он созвал,
Самых красивых выбрать раз решил.
А девушки
Все были как на подбор —
Глаз от них не оторвать!
Изумляли тех, кто взглянет на них.
Среди множества девушек
Красавицу из красавиц — Айхылу* —
Шульген [вдруг] увидал.
Словно среди белых камней
Жемчужина она,
Словно среди украшающих небо звёзд
Она — сияние луны,
Словно у красавицы на щеке
[Единственная] родинка она,
Словно цветок на лугу,
Украшающий травы, она.
Шульген не мог отвести от неё глаз,
Не выдержал он,
У Заркума о ней спросил.
Заркум её сестрой назвал.
«Тебя [своим] зятем сделаю», — сказал,
Шульгена он обманул,
Загорелся всей душой Шульген.
«Я отцу сейчас [об этом] скажу» —
[Так] утешал его Заркум.
Азрака понял всё,
Громким криком на высокую гору
Всех дивов он созвал.
Подозвал к себе Айхылу,
В укромное место её отвёл,
Строго ей наказал,
Что похищенная девушка она,
Шульгену не говорить,
Из дворца велел не выходить.
«Если не сделаешь так, как сказал,
Голову оторву и съем,
А тело [твоё] брошу в огонь» —
[Так] её припугнул.
Свадьбу на славу устроили [им] —
Шульген стал мужем Айхылыу.
Девушка красива была,
Полюбила егета всей душой.
Шульген, увлечённый ею,
Остался во дворце,
Все свои дела позабыл.
Однажды Азрака
Заркуму и Шульгену
По порядку все объяснил:
Как дочь Самрау — падишаха,
Булатный меч и Акбузата
Можно раздобыть.
Сказал: «Муж, который на Акбузата сядет верхом,
Муж, который в руки булатный меч возьмет,
В целом мире
Будет самым большим богатырем
Всех склонить головы заставит он».
Так по-разному [Азрака]
[Шульгена] соблазнял.
Когда Шульгену он [всё] объяснил,
[Сказал], что всюду восхваляют Хумай,
Что, если будет бой,
Азрака дивов ему даст,
Шульген решил отправиться, говорят,
Захотел Хумай овладеть, говорят.
Заркум с Шульгеном вдвоём,
Сговорившись меж собой,
На одном диве верхом
В страну Самрау-падишаха
Отправились вдвоём, говорят.
Не успели и глазом моргнуть,
В нужном месте очутились они
С дива сошли они,
Стали держать совет,
И тут, как бы невзначай,
Заркум заговорил,
Об Урале речь повёл,
Так он сказал, говорят:
«Отсюда не очень далеко
Есть страна змея-аждахи,
Падишах там по имени Кахкаха,
У этого падишаха в руках
Волшебный посох[] есть;
[Посох тот] против врага обратится огнём,
А когда пожелаешь, разольётся водой,
Ветры, ураганы он может поднять.
Как-то вдруг,
Когда никто ни о чём не подозревал
Явился [сюда] один батыр,
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «мудрый посох», «мудрая палка».
То ли украл, то ли ещё как-нибудь,
Но посохом этим завладел,
Самого падишаха свёрг, говорят,
Всю страну захватил, говорят,
Назвал себя Урал-батыром, говорят,
Падишахом сделался, говорят».
Так Шульгену Заркум
Рассказал обо всём говорят».
Узнав, что Урал жив-здоров,
Хотя и обрадовался Шульген,
Но тут же, завидуя Уралу,
Подумал Шульген:
«Урал надо мной верх возьмёт,
Будет хвастаться Урал.
«Странствовал по свету я,
Прославился в стране как батыр», —
Вернувшись в родную страну, скажет он.
Хорошим покажется всем».
«Когда на Акбузата сядем верхом,
Когда булатный меч обретём,
Перед нами никто не устоит», —
Решили Заркум и Шульген.
Хотя Заркум и ехал с ним,
Хотя тайну [с Шульгеном] делил,
Но тоже завидовал ему.
«Шульгену достанется Хумай,
На Акбузата он сядет верхом,
Завладеет булатным мечом
И станет сильнее меня.
Буду вместе с Шульгеном [пока],
Силу испытаю его,
Урала я убью,
Посох верну,
Достигну желания своего,
Всем я отомщу» —
Так подумал Заркум;
Поэтому посох расхвалил
Так вот Шульгену говорил.
Приблизились они [ко дворцу].
Взглянули на дворец
Увидали перед дворцом
Множество белых птиц
[Птица] заметила их,
В сторону отлетела она,
Птичьей стае она
Словно бы знак подала.
Не успели они и глазом моргнуть,
Разлетелись птицы все.
Одна птица, что была в стороне,
Стала смотреть на них говорят.
Стала наблюдать за ними, говорят.
Шульген и Заркум поближе подошли,
Спросили у неё у Хумай,
Она ответила: «Её дома нет».
[Ещё] не успели её расспросить,
Как тут же
Все птицы, что были в стае,
Сбросили птичий наряд,
В красивых девушек обернулись они.
Шульген засмотрелся на них,
Особенно — на одну,
Не знал, что и сказать:
Сколько по свету ни странствовал он,
А такой красавицы не видал!
Лицо её сияло, словно луна,
Высокая её грудь
Вздымалась, подчёркивая [её] красоту.
И всё вокруг: и девушек,
И дворец, и землю всю —
Озаряла красавица та,
Будто во всё [она] вдохнула жизнь,
И казалось им,
Будто весь мир
Склонился перед ней.
«Видно, это и есть Хумай», —
Подумали они про себя.
Девушки не выдавали ничем,
Что встревожены они,
Не заметили этого [Шульген и Заркум].
[Девушка], что стояла в стороне,
Выступила вперёд.
Словно матка пчелиного роя,
Словно хозяйка, ожидавшая гостей,
Стала Шульгена с Заркумом приглашать:
«Многие страны вы прошли,
О девушке Хумай услыхав,
Прямо к ней явились вы.
Идите же, войдите во дворец,
Ждите, вернётся Хумай».
Открыла она дверь,
Жестом пригласила [их]
Не открылась перед ними Хумай,
И они не стали расспрашивать [её].
Заркум и Шульген вошли во дворец, говорят,
Словно гости высокие, важно
Почётное место заняли, говорят.
Немного времени прошло,
Туманом окутало дворец,
[Шульген с Заркумом] лишились чувств —
Во дворце раздался гул,
Надвое разверзлась земля.
Шульген с Заркумом вдвоём
В подземелье полетели, говорят,
В глубокую яму упали, говорят.
Пошарили вокруг себя,
Друг друга не нашли,
Страх их обуял, говорят.
Когда немного в себя пришли,
Начали метаться туда-сюда,
Всё ощупали кругом,
Ничего не могли узнать.
Шульген в растерянности сидел.
Не долго думая, Заркум
В змея превратился [вновь],
Начал искать какую-нубудь щель,
Чтобы в неё пролезть.
Хумай догадалась о том,
Подозвав девушку одну,
Велела водой яму затопить,
Заркума заставила плыть.
В ужас повергла его.
Потом Заркум в водяную крысу превратился, говорят,
Долго плавал в воде, говорят.
Расправившись с ним, Хумай
К Шульгену пошла, говорят,
[И сказала ему]:
«Когда ты в темноту полетел,
Обуял ли твоё сердце страх?
Как однажды точил нож для меня —
Припоминаешь тот миг?
За тот мой ужас-страх
Тебе отомстила, мой егет!
Жаждущее крови и слёз,
Погубившее множество [людей]
И снова крови жаждущее
Жестокое сердце твоё пусть разорвётся!
Пусть возродится в твоём сердце добро!
Пусть лёд твоего сердца оттает![]
Всё живое, как самого себя,
Пусть возродится душа, чтобы любить!
Пусть сердце — доброе, молодое —
Владеет разумом твоим!
А до той поры здесь,
В могиле, оставайся живьём!
Пусть томится твоя душа,
[Пока] новым человеком не станешь ты,
Способным друзей [достойных] выбирать,
Способным верный путь избрать,
Способным в народе оставить добрую память о себе,
Хорошему [человеку] другом стань;
Змеев сторонись,
Врагами их считай».
Сказала эти слова Хумай
И удалилась, говорят.
Тут вбежала девушка, говорят,
Сказала, что кто-то приехал, говорят.
Хумай сразу узнала его —
Прибывшим оказался Урал.
Но Уралу не сказала о том.
А Урал, увидев её,
Не подумал, что это Хумай.
Вот Хумай [к нему] подошла,
Урал взглянул на неё, говорят:
С её плеч, словно густые колосья,
Волосы, монетами украшенные,
Спину её закрывая,
Волной ниспадали до колен.
Сквозь длинные ресницы её
Чёрные глаза глядели в упор,
Подвижные брови в разлёт
Над глазами улыбающимися [её],
Высокая её грудь
Волновалась перед взором его.
ТонкийКак у пчелы, стан.
Извивался, трепеща.
Девушка, словно с давним знакомым,
Чистым голосом, как серебро,
Лукаво разговор повела.
Урал на девушку смотрел,
Слова вымолвить не мог.
Что перед ним Хумай,
Он даже подумать не мог.
Девушка не долго стояла [так],
Урала за собой войти
Жестом пригласила во дворец,
О здоровье её расспросил,
О том, где побывал,
Что по дороге повидал, —
Обо всём по порядку рассказал.
Девушка, обращаясь к Уралу,
Так начала говорить:
«Егет мой, по облику твоему
Вижу, ты из дальней стороны.
Что ты в наши края
С какой-то целью приехал, догадываюсь [я].
Скажи своё слово — выслушаю [тебя],
Если будет в силах моих,
Помощницей стану тебе».
У р а л:
«Хоть я и молод [ещё],
Пять стран я узнал:
В одной родился я сам,
Две увидел, когда странствовал я,
Остальные же две
Отправился повидать.
Куда ни приедешь,
Кого не увидишь —
Один себя главой называет,
Другой перед ним голову склоняет,
Сильный слабого пожирает,
Если захочет, кровь проливает.
В мире называют [её Смерть]:
Сама невидима она,
Никто не может справиться с ней,
Руки её никогда
От секиры не устают;
На охоте, [сидя] на льве,
Она не преследует зверей.
Чтобы цели своей достичь.
Спутника не ищет себе —
Это и есть злодейка Смерть.
Хочу с ней счёты свести,
Смерть эту отыскать и убить,
Землю от неё избавить — дума моя.
Когда охотился я,
От птицы, попавшей в руки мне,
Я ещё в детстве услыхал:
«Чтоб от Смерти избавиться,
Есть в мире средство одно».
Х у м а й:
«Чтобы в чёрную землю не уйти,
Есть Живой Родник,
Владеет им див-падишах.
Он не в моей стране
,Его не видал никто!
Если хочешь из него воду достать,
Если желание помощи моей,
Если хочешь цели своей достичь,
Условие моё таково:
Сам выбирай себе путь,
Сам подумай, посмотри;
Муж, прошедший змея страну,
Муж, узнавший, где право, где лево,
Сам сумеет дорогу отыскать.
Если ты птицу найдёшь,
Которой нет в моей стране,
Которую никто не видал и не слыхал,
Ту, что красоту всех на свете птиц
Соединила в одной себе,
Если найдёшь её и сюда привезёшь,
Помощь получишь от меня.
Из Живого Родника возьмёшь,
Желания достигнешь своего».
У р а л:
«Я иду из дальней стороны,
Добро и зло в пути повидал.
Чтобы найти Смерть и её погубить,
Чтобы людей избавить от неё,
Всем покой принести,
Я, батыр, с тем и вышел в путь.
Найду я птицу для тебя,
Помощь твою заслужу
В ответ на условие твоё
Я тоже своё слово скажу:
Золото грузить — нет воза у меня,
Украшения дарить — нет любимой у меня,
Кроме как о добре, не помышляю ни о чём.
Кроме как со Смертью, ни с кем
Счётов не свожу.
Помоги исполнить желания людей,
Привольной сделать [их] страну,
Против Смерти пойти,
Победить, уничтожить её;
Когда без страха войной пойду,
Когда Смерть путь мне преградит,
Чтобы кровавые слёзы людей
Я смог утереть,
Чтобы смог [он] мне спутником стать,
А в бою соратником стать,
Вот какой дар я прошу у тебя.
Каков же этот дар?
Скажи, чтоб я знал».
Х у м а й:
«В огонь попадёт — не сгорит,
В воде не утонет [он],
Ветру не даст угнаться за собой,
Не устрашится гор и скал,
Кроме храброго егета, никого
Равным не признаёт себе,
Ударит копытом — горы рассыплются в прах,
Поскачет— моря рассечёт,
В трудностях и в невзгодах
Станет сподвижником твоим.
На небе рождённый и выросший там,
Не имевший потомства на земле,
Дивами Азраки тысячу лет
Гонимый, но не пойманный [никогда],
От матери доставшийся мне,
Любимому егету моему
Предназначенный [конь] —
Акбуз [] — тулпар мойОтдам его тебе.
Булатный меч дам я тебе:
Острие его ржавчина не берёт,
Никакая сила перед ним не устоит,
Против огня он становится огнём,
Против воды становится водой,
Джиннов, дивов — всех
Страшит он, словно Смерть,
Разгоняет, словно стадо овец».
Сказала так, и Урал согласился, говорят,
То, что девушка пожелала,
отправился он искать.
Погостил немного во дворце, говорят,
Несколько дней пожил там, говорят,
Хумай не открылась пока ему,
Не сказала, что Шульген заперт у неё,
Урал тоже не догадался ни о чём.
Проснулся Урал на рассвете, говорят,
Омыл водою лицо, говорят,
Поел вдвоём
С девушкой, говорят.
Урал отправился в путь, говорят,
Посох свой превратил в коня, говорят.
[Много дней провёл в пути, говорят.]
Однажды, когда ехал он
По местности, горами окружённой,
Вот какую гору увидал, говорят:
Сороки да вороны
Не знали здесь ни одной живой души,
Ни человек здесь не бывал,
Ни дивы, ни джинны сюда
Не ступали ногой.
Скалы как [верблюжьи] горбы,
На вершину посмотришь —
Она взметнулась выше туч,
Всю окрестную красоту
В себе воплотила давно.
Рассекая тучи, карабкаясь [вверх],
[Урал] поднялся на вершину ту, говорят,
Осмотрелся вокруг,
Долго стоял и смотрел, говорят.
Вдали заметил он
Мерцающий, словно звезда,
Какой-то свет, говорят,
Направился туда, говорят.
Добрался, посмотрел,
Взглядом всё окинул кругом,
Красивое озеро увидел, говорят:
Вместо камня серебром
Устланы его берега и дно;
Цветы, что росли на берегу,
Не колышутся даже на сильном ветру.
Водная гладь блестит,
Ослепляя глаза.
Не рябит волной на ветру,
А когда падают солнца лучи,
Жемчугом отливает она.
На озере том
Разные птицы собрались,
Плывущую среди них
В оперении многоцветном чудную птицу
Урал увидал, говорят.
Незаметно к месту тому,
Где птица плыла, приблизился, говорят,
Присмотрелся к ней,
Посохом своим заворожил.
«Видно, это — птица, о которой говорила Хумай», —
Сразу же подумал Урал.
Птица, Урала не страшась,
И не думала улетать,
к нему ближе подплыла, говорят.
Не зная обычаев, Урал
Кинулся птицу ловить,
Птица [в страхе] рванулась от Урала,
Стремясь улететь.
Но Урал её схватил.
Когда он её в руки взял,
Птица подумала, что её настиг враг,
Опечалилась она.
К Уралу, выходящему на берег,
Держащему птицу в руках,
Думающему, что цели [своей] достиг,
Птица обратилась [тогда]:
«О мой егет, постой!
Скажи правду мне:
Див ли ты, джинн ли ты?
Человек ли ты? Кто же ты?»
Услыхав эти слова,
Тому, что птица заговорила, как человек,
Подивился Урал, говорят.
Немного пройдя, в месте одном,
На лужайке возле родника,
Урал стал расспрашивать её —
Какого рода, из какого племени она.
Подумала птица немного,
Пробормотала [что-то] про себя,
На Урала пристально взглянула.
«Закрой глаза, не смотри,
Отстрани руки от крыльев моих
И не держи меня», — сказала она.
Призадумался Урал.
«Если птица улетит, за ней,
Соколом став, в погоню пустись;
Если в воду нырнёт, за ней,
В щуку, превратившись, нырни!» —
Дал знак он посоху своему.
А сам сделал так, как птица просила его.
«Открой же глаза, мой егет,
Расскажи мне, задумал что», — сказала она
Урал на птицу взглянул —
Пред ним смуглая красавица, брови вразлёт,
Ямочки у неё на щеках,
В самом центре левой щеки
Чёрная родинка, словно зрачок;
Густыми завитками
По обе стороны её щёк,
Колыхаясь, как цветы [на ветру],
Струятся, украшая её,
Длинные волосы.
Локонами ниспадая.
Сквозь длинные ресницы
Улыбаются чёрные глаза,
Играют ямочки на щеках,
Улыбается всем светлым лицом.
Трепетно вздымающуюся грудь
Приблизив к Уралу,
[Так заговорила она:]
«Ах, егет мой,
Как очутился ты здесь?
Какая беда заставила тебя
Сюда прибыть?
Ах, егет мой, знай же:
В улыбке моего лица,
В томчто высказать [хочу],
Одно желание — тайну открыть, мой егет.
Не встречала до этой поры
Такого егета, как ты.
В эти места, куда и диву не пройти,
Не думала, что явишься ты.
В воде рыбой плыть,
В небе звёздой гореть —
Силою обладала я.
Все дороги были открыты мне,
[Но] при виде тебя мысли мои
Развеялись, как тучи на ветру.
Дороги, по которым скрыться могла,
Исчезли, как оборвавшаяся тропа на бегу, —
Исчезли для меня,
Потерялись совсем.
Когда-то я девушкой была,
В ласке и неге росла,
[Но] див похитил меня,
Насильно замуж отдал.
Жених мой был мужественный егет,
Но недолго прожил со мной —
Неожиданно исчез,
Закралась в сердце моё печаль.
От дивов я сумела убежать,
Но не вернулась к отцу,
Побоялась, что враг нападёт
На родную землю мою.
Чтобы див меня не нашёл,
Чтобы новое горе [мне] не принёс,
Птицей обернулась я,
Какой нигде в мире нет,
Какой человек не видал.
Прилетела к этому озеру, опустилась здесь,
Ни один человек это озеро не найдёт.
Ничья нога не ступит сюда».
Услыхав эти слова,
Тайну девушки узнав,
Урал тоже поведал её думу свою,
Только утаил, что птицу
Ищет для девушки одной.
Подумал он про себя:
«Видно незадачлив мой путь,
Птицу, которую ищу,
И на этом озере не нашёл».
Сказал, что хочет он
Отправится в путь,
Цели своей достичь,
Девушке [Хумай] помочь.
«Выслушай же слово моё,
Егет, ты видел ясное моё лицо;
Имя моё — Айхылыу.
Есть отец у меня — владыка страны,
Моя мать — небесная Луна,
Есть у меня конь Сарысай,
Которого возлюбленному я дам.
Воды захочешь — достанет воды,
В бою соратником будет тебе,
Выслушай меня, егет,
Прислушайся к слову моему:
Ту птицу, что ищешь ты,
Не найдёшь в этих краях.
Во многих странах побывал мой отец,
Небесные просторы облетел,
Многие земли знает он,
И всех птиц видел он.
Поедем в наши края,
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Встречающиеся в текстах сказаний клички Акбуз, Буз, Бузат — усечённая форма имени коня Акбузат, данная ему по масти (буквально «светло-серый»).
Спросим у отца обо всём,
Желанную птицу твою
Тогда отыщем тебе.
Если меня от дива защитишь,
Всё, что пожелаешь, даст тебе отец.
Если наша страна придётся тебе по душе,
Если меня равной себя сочтёшь,
Отправимся вместе к нам,
Останемся вдвоём,
Вместе мы будем жить».
У р а л:
«Ах, красавица, красавица,
Дар твой я не приму,
Не пойду в твою страну.
Если и вправду птица ты,
А в девушку обернулась невзначай,
То тебя я возьму с собой,
В известный мне дворец
Тебя я отвезу.
Прибыв туда, расскажешь обо всём,
Выскажешь желание своё;
Захочешь — птицей станешь,
Захочешь — девушкой станешь,
Если кто-то будет тебя унижать,
Не даст того, что пожелаешь ты,
За тебя заступлюсь, помогу.
В твою страну отвезу», —
Так сказал ей Урал, говорят,
И девушка согласилась, говорят.
О том, что добрый Урал,
По этим словам узнала, говорят.
Девушка, птичье одеяние снова надев,
С Уралом в путь собралась, говорят.
Они на посох сели верхом,
Отправились в путь,
Через горы перелетели они,
В мгновение одно
Долетели [до дворца].
Вышли девушки навстречу им,
Птицу радостно обнимали все.
«Айхылыу!» — говорили они.
Урал, такое увидав,
Сильно удивился [тому],
Айхылыу, скинув птичий наряд,
Сказала Уралу так:
«Егет, пойдём со мной,
Дворец, в который вернулся ты,
И тот дворец, куда стремилась я,
Оказался одним и тем же [дворцом]».
Ещё больше прежнего
Изумился Урал, говорят.
«Ай да егет, мой егет!
Батыром оказался ты.
Птицу желанную мою
От дивов ты освободил», —
Сказала [Хумай], и Урал
Рассказал ей обо всём:
«В озере том, где жила она,
Я дивов не видал,
В пути-дороге
Трудностей не испытал.
Как ты узнала, что было там?
Как узнала, что она
В птичьем облике таилась,
Когда сказала мне: «Ищи!»?» —
Спросил её Урал.
Хумай спросила у Айхылыу,
Не скрывая удивления своего:
«Как же див не заметил того,
Что ты бежала от него?»
Туту Айхылыу поняла, говорят.
Что и сестра её ни о чём
Не знает и заблуждается, говорят.
О том, как от дивов убежала
И на озере скрывалась [потом],
Как на озере том её
Урал отыскал, —
Обо всём по порядку рассказала она
И о том, что во дворце отца
Об этом никто не знал.
Услыхав всё это, Хумай
Не стала перед Уралом таить,
Что она есть Хумай
И что Урала знает хорошо, —
Призналась ему во всём.
Тут Хумай своего отца
Позвала в комнаты к себе.
Самрау к ней пришёл,
С Айхылыу поздоровался он,
Со слезами на глазах,
Расспросил её обо всём.
Айхылыу отцу своему
Рассказала всё, что случилось с ней.
Самрау выслушал её,
Обо всём узнал, понял всё.
Высказал мнение своё,
Высказался напрямик:
«О возвращении Айхылыу,
О том, что бежала от дивов [она],
Не рассказывайте никому,
В тайне держите пока.
Если узнает див, войной против нас пойдёт,
Захватит он нашу страну.
Устала от скитаний Айхылыу,
Много горя она перенесла,
По матери истосковалась она,
Пусть отправится в гости к Луне,
Отдых в уединении найдёт,
Позовём её, когда будет нужна».
Так сказал [Самрау], говорят,
И с решением отца
Согласились дочери, говорят.
[Айхылыу] отдохнула во дворце,
А через несколько дней
Её отец и сестра
Повелели привести к себе
Рыжего коня —
Подарок матери Айхылыу —
И в одну из ночей
Айхылыу проводили к Луне.
Несколько дней Урал
Почётным гостем был,
А потом в какой-то из дней
Проснулся он рано поутру,
Хумай к себе подозвал, говорят,
И сказал то, что хотел, говорят:
«Когда я был очень мал,
Отец мой тебя подстрелил,
Приняв тебя за дичь;
Все мы окружили тебя,
А когда петлю на шею накинули тебе
И душа твоя была готова отлететь,
то ли ты действительно умела [говорить],
то рассердившись, испугавшись ли,
Дар речи ты обрела;
Услыхав от тебя,
Что против Смерти
Существует Живой Родник,
Отыскать Смерть, схватить её
И со света сжить,
Из родника воду достать,
Чтобы вечной была жизнь,
Земле эту воду добыть,
Задумали мы [с братом]
И в путь отправились вдвоём.
Немало прошли, узнали тайну [двух] дорог,
Каждый из нас выбрал себе путь,
О томчто нас в дороге ждёт,
Узнали мы, расспросив у [людей].
Брат мой налево пошёл,
Я направо повернул —
Так мы [и] разошлись.
Я по свету странствовал много лет,
Помня то, что сказала ты,
Направился в вашу страну,
Без раздумий отправился в путь,
Не проехал мимо твоей страны
И перед твоим дворцом
Льва своего привязал.
Когда вошёл в твой дворец,
Когда поделился думой своей,
Когда поговорили мы с тобой,
Поручила ты мне
Разыскать самое дорогое — [свою сестру],
Награду обещала мне.
Тогда ты сказала сама,
Что подскажешь мне,
Какими путями
Избавиться от Смерти, которую я ищу.
Красавица, слово теперь за тобой,
Скажи это слово — я жду,
Выслушав [тебя], продолжу свой путь».
[Хумай] Уралу вняла,
К отцу своему отправилась, говорят.
Не скрываясь, не таясь, обо всём
Рассказала по порядку, говорят.
Ответил отец: «Если любишь [его],
Пойдёшь за него и Акбузата [ему] отдашь.
В этом светлом мире, дитя,
Весело, счастливо проживёшь.
Батыру, что будет как Урал,
Матерью станешь, дитя моё.
Ради Урал-батыра
Шульгена освободи,
Созови всех людей,
Для храброго батыра пир устрой.
Пусть никто не останется в стороне —
Собрав всех, угости».
Выслушала Хумай слова отца —
Его мысли поняла.
Шульгена выпустила она,
Собрала весь народ,
Щедро угостила [всех].
Когда Шульген и Урал,
Друг друга отыскав
Нежданно встретились [вновь],
О радости своей,
О том, что видел в пути, —
Обо всём Урал по порядку рассказал.
Шульген сидел и, слушая [его]
Думал про себя:
«Если прославится Урал,
Вернётся со славой к отцу,
Будет возвеличен как батыр,
Во всех делах верх возьмёт,
Никто и слушать не станет меня».
Так, завидуя, прикидывал он.
Поэтому перед Уралом
Ни одной своей тайны не раскрыл,
О том, что у Азраки побывал,
Зачем явился сюда, —
Ничего [о том] не сказал,
Замыслил он брата убить,
Славу у батыра отнять,
Овладеть красавицей Хумай,
На Акбузата сесть верхом,
Вооружившись булатным мечом,
Славу себе добыть.
На то, что злой был Шульген,
Хмурый ходил всегда,
Урал внимания не обратил.
Не знал, что недоброе задумал он,
Решил: «Это потому,
Что он долго в заточении был,
Вот ему и не по себе».
Однажды увидел Урал,
Что нахмурился Шульген,
Насупившись, он сидит.
«У батыра и счастье и несчастье
Едут вместе на одном коне,
Друг с друга не спуская глаз,
Неотступно, как тень,
Следуют за ним,
То с одним, то с другим повстречается он.
Но есть ли сила такая,
Которую не одолеет батыр?
Мужчина, назвавший себя батыром,
Уступит ли дорогу злу?
Против огня станет водой,
Против врага станет горой;
Не ради себя, ради других
Из трудностей выход найдёт.
От батыра не отвернётся народ.
Батыр никогда не пожалуется на судьбу,
Не поскупится на добро.
В битве он неутомим,
Без лестницы поднимется в небеса,
Землю откроет без ключа [].
Будет ему водою питьё, что добрый подаст,
Будет ему ядом питиё, что недобрый подаст» —
Так говорил Шульгену Урал.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «Спустится в подземный мир».
Хумай же была сомнений [полна] —
Не в силах всего понять,
К обоим братьям
Присматривалась она.
То с одним, то с другим
Хумай поочередно поговорит,
О всех делах и помыслах их
Пытливо расспрашивала Хумай.
Хумай, Урала увидав,
Узнав, что он батыр,
Поняв, что он добр,
Всей душой привязалась к нему,
Урала [Шульгену] предпочла.
Оттого, что Шульген мрачный ходил,
Тревожилась она.
Когда два брата беседу вели,
Мыслями делились между собой,
Когда у Шульгена сидели они,
Видя хмурое его лицо,
Насторожилась Хумай.
Когда Урал ложился спать,
Мог он проспать пять дней подряд.
Опасаясь Шульгена, к Уралу
Хумай приставила девушек [его] сторожить.
Шульген спал в месте другом,
В отдельном жилье;
Не смог Шульген задуманное совершить.
Помешала этому Хумай
Ш у л ь г е н:
«Во многих странах ты побывал,
Многое в пути повидал,
Прославился, батыром стал,
Теперь ты явился сюда,
На землю падишаха Самрау
Ступил ты ногой,
О чём помышляешь ты теперь?
Осуществятся ли наши желания здесь —
Этого ещё не знаешь ты
На Самрау войной пойдем,
Акбузата отберем,
Один из нас пусть посох возьмет,
Акбуза оседлает другой,
Станем во главе всей страны
Заставим всех подчиниться себе,
Могучими падишахами станем мы.
Отдай мне посох свой —
Уничтожу эту страну,
Дочь птицы [падишаха] Самрау
Силою захвачу,
Сяду на Акбузата верхом;
Я ведь твой родной брат,
Пусть прославлюсь и я!»
У р а л:
«Здесь они никому из людей
Никогда не причиняли зла,
Не убивали, не проливали кровь,
Не были враждебны человеку они.
Мы должны с тобой вдвоём
Захватить дива страну,
Всем, кто томится у него в плену,
Путь к свободе открыть!
Девушку захочешь взять
Или Акбузата предпочтёшь:
Если полюбит тебя — девушку возьмёшь
Если подарит она — Буза возьмёшь.
Из-за девушки затевать войну,
Смерти дорогу давать,
Кровь попусту проливать
И злодеями быть — не пристало нам;
С дурной славой убийц
Не станем возвращаться домой!
Воду добудем из Живого Родника,
Всем умершим жизнь вернём,
Всех на свете людей
Бессмертными сделаем мы».
От этих слов призадумался Шульген,
Стал выход искать.
Однажды, улучив момент,
В покои Хумай
Шульген явился один,
Положил ей руку на плечо
И сказал он так, говорят,
Открылся ей в любвиГоворят:
«В жизни за всё, что свершишь,
Воздаётся», — сказала ты сама.
Не будет у нас мыслей злых,
Не будет кровавой свадьбы [у нас],
Между нами не будет этого [никогда] —
Так я думаю сам.
И слово своё обращаю к тебе,
Для дружбы открыто сердце моё,
Я предан неизменно ей.
Я тоже в стране большой батыр —
Закалённое сердце у меня,
Если выслушаешь, выскажусь я,
Тайну открою свою.
Не томи, сразу мне ответь!
Твоего ответа буду ждать.
Если не внемлешь слову моему,
Ясного ответа не дашь,
Я задуманное совершу,
Своей дорогой пойду.
Как только прибыл во дворец
И тебя увидал,
Сердце моё пленила ты,
Но ты даже не взглянула на меня.
То ли ты узнала меня
И, вспомнив прошлое зло,
Устрашилась за себя?
Или решила меня испытать —
Заточила в темницу меня,
Или после моих слов полюбился я тебе,
Или приезд Урала причина тому,
Что выпустила из темницы меня,
Во дворец пригласила свой?
Увидел твоё ясное лицо —
О прошлой [обиде] позабыл.
Подобной тебе красавицы нет,
Если искать, не сыскать, говорят.
Отдашь ли мне руку свою?
Пойдёшь ли по любви за меня?
Так думал я, трепеща,
Захочешь — останусь с тобой,
Полюбишь — в жёны возьму.
Воспротивишься — тогда
«Я задуманное совершу»
Х у м а й:
«Егет, я выслушала тебя,
Тайные помыслы твои
Правильно поняла я.
Я дочь падишаха,
Старшая из его дочерей!
Егет, пусть исполняться помыслы твои!
Я устрою большой майдан,
Испытаю богатырство твоё,
Увижу, как прославишься там.
Есть белый конь у меня вдалеке
Подарила мне его мать
Прискачет он на майдан,
Если ты батыр — узнает тебя,
Если ты сумеешь на майдане коня
Схватить и сесть на него верхом,
Снять с его седла
Булатный меч
Если таким батыром окажешься ты,
Тогда Буза тебе подарю,
Попрошу отца свадьбу сыграть,
Стану возлюбленной твоей».
Так ответила Хумай, говорят,
Шульген согласился с ней, говорят,
Хумай созвала майдан, говорят.
Тут гром загремел-загрохотал,
Буря поднялась на земле,
Горы, скалы рушились от неё.
Всё живое в ужас ввергая.
Словно летящая звезда,
Разгорячённый тулпар Акбуз
С неба слетел, говорят,
К красавице Хумай подскакал
И склонил пред ней голову, говорят.
Когда предстал таким Акбуз,
Весь майдан был изумлён:
На спине его лежит седло,
А к луке того седла
Привешен меч, острый как алмаз;
Лука золотая у седла,
Золотые удила в узде,
Уши, словно шило, навострил,
Грива расчёсана, как у девушки [волосок к волоску],
Ноздри — словно башкунак*,
Зубы — как дольки чеснока;
Грудь — как у кречета, узок в боках,
Ноги тонкие, лёгкие,
Медью [отливают], как у зайца, глаза,
Шея — словно изогнувшая змея,
Шея — длиной в колас*,
Глаза — как у сокола, как у орла,
Ход высокий, вскинута голова,
Гарцует он, храпит;
Уши, как ножницы, торчат,
По сторонам беспокойно косит;
Словно хваткий волк,
Глазом влажным сверкает;
В ярости жуёт удила,
Пена падает с губ;
Поскачет — птицей взлетит,
Облако пыли, оставляя за собой;
Каждый человек, встретив его,
Остановится, в изумлении [застыв], —
Вот такой этот Акбуз,
Никем не виданный чудесный Буз[ат].
[Хумай] потрепала Акбуза своего,
[Так сказала Хумай, говорят:]
«Жил ты на небе, как звезда,
С нетерпением батыра ждал.
Всех батыров сбросил с себя,
В чьих жилах текла не людская кровь;
Тех батыров, кого выбирала я,
Ни одного не счёл достойным себе,
Сам же батыра не избрал,
Не нашёл его для меня.
Вот батыры [сюда] пришли,
Ждут они тебя.
По богатырству изберёшь
Или по красоте изберёшь?
Избери себе одного,
Спутником сделай своим.
Он товарищем станет тебе,
Возлюбленным станет моим»
А к б у з а т:
«Красивый мне не под стать
Не удержится в моём седле,
Когда тучи с шумным [ветром] придут,
Когда буря с ливнем налетит,
Птицы смогут летать,
Перекати-поле овраг найдёт,
От сильного ветра укроется оно.
Но если я поскачу, поднимется ветер [такой],
Что и камень на месте не улежит,
Воды вспенятся, забурлят,
Рыба не сможет плыть по волнам.
Ударю копытом — [даже] гора Каф*
Рассыплется в муку-толокно,
Всё живое вокруг
Погибнет, не выдержав [того].
На луке моего седла
Булатный меч, острый как алмаз.
Долгие годы закаляло его
Солнце на пламени своём.
Огонь, способный расплавить весь мир,
Не сможет расплавить его,
Ничто на свете не способно
Лезвие его притупить.
Тот, кто не поднимет и в небо не взметнёт
Тяжесть в семьдесят батманов*
И на трёх пальцах
Не удержит, уронит [её]
Тот мужчина — не настоящий батыр,
Не сможет он скакать, размахивая мечом.
Если таковым не будет батыр,
Моим спутником не сможет стать.
Когда я поскачу, тот батыр
Не удержится на мне.
Кто жаждет батыром стать,
Кто хочет меня получить,
Пусть вот так силу испытает свою
И только потом на меня
Осмелится сесть».
Услыхав, что сказал Акбуз,
Люди поняли всё,
К подножию горы направились они,
Тяжестью в семьдесят батманов
Огромный камень отыскав,
Решили с места сдвинуть его.
Месяц толкали его, говорят,
Год толкали его, говорят,
Камень не сдвинулся с места:
Сил не хватило у них;
Посмотрела на Шульгена Хумай
И кивнула ему: «Подними и забрось!»
Подошёл к камню Шульген,
Ощупал его со всех сторон,
Выворотить его хотел,
Напрягся, напыжился он,
Старался, не жалея сил,
Как стоял — по колено
В землю ушёл Шульген, говорят.
Месяц возился Шульген, говорят,
Год возился Шульген, говорят, —
Камень не сдвинулся с места,
Шульген устал, еле уже дышал,
Не смог он камень поднять и отошёл.
На Урала взглянула Хумай,
Сказала: «Попробуй подними!»
Урал подошёл к камню, говорят.
То, что опозорился брат,
Очень рассердило Урала, говорят.
Ударил кулаком по камню, говорят,
Камень покатился по земле, говорят.
Потом взял в руку его,
Бросил камень в небеса.
Камень стрелой полетел, говорят,
И скрылся из глаз,
Все в небо смотрели, говорят
Ждали, когда камень назад упадёт, говорят.
Было утро, полдень настал,
Полдень прошёл, вечер настал —
В небе послышался гул.
Увидев, как падает камень,
Опасаясь, что он всё разобьёт,
Все, до единого заплакали.
«Пусть на землю упадёт,
Пусть не погубит нас», —
Все вместе Урала
Стали с мольбой просить.
Урал вытянул руку, говорят,
Камень поймал на лету, говорят,
И спросил, говорят:
«В какой стороне живёт Азрака?»
В страну Азраки
Урал метнул камень, говорят.
Все переглянулись между собой,
Удивились, стали гадать,
Переговариваясь между собой,
О том, куда камень упадёт.
После этого конь Буз,
Склонив голову, к Уралу подошёл,
Сказал: «Батыр, я отныне твой», —
И подчинился его воле, говорят.
Туту выступил вперёд
Сам Самрау-падишах, говорят.
Подал руку Уралу, говорят,
Сказал ему: «Будь зятем моим», говорят.
Созвали [народ] всей страны,
Большую свадьбу устроили они,
Сказали: «Будь батыром страны!»
Уралу славу воздали они.
Увидев всё это Шульген,
Завидуя славе Урала,
Вынести [этого] не мог,
Зло в душе затаил,
А Урал [Шульгена] жалел,
Вместе с Хумай решили они
Сосватать за Шульгена Айхылу
И выдать за него.
Думой этой поделились с Самрау они,
Посоветовались между собой,
Самрау согласие дал, говорят.
Решил вернуть Айхылыу,
Ещё раз созвать весь народ,
Выдать замуж Айхылыу,
Свадьбу [им] с Шульгеном сыграть.
Сказал: «Свадьбу справим,
Покончим дело добром», говорят.
В то время, когда шла свадьба Хумай,
В разгар самого веселья,
Задрожала земля, говорят,
Все удивились, говорят,
По-разному думали все.
«Что это такое?» — говорили они,
Посмотрели — небо [целиком]
Охвачено красным огнём, говорят.
Все, кто смотрел вверх,
Растерялись, говорят.
Никто понять ничего не мог,
Не знали, что и сказать,
И когда в недоумении стояли они, —
«Не див ли уж это [летит]?» —
Все стали думать, гадать.
И тут только заметили, что с небес
С плачем-воплем падает, говорят,
Что-то чёрное, охваченное огнём,
Все смотрели на это, говорят.
В небе огненный клубок
Схватил Урал, говорят.
Посмотрели все и узнали [её]:
Оказалось — это девушка Айхылыу, говорят.
[Когда] возвращалась домой,
Пламя её охватило, говорят,
Она очутилась в огне, говорят.
«Видела я, как Урал
Камень закинул в небеса
видела, как поймав на лету,
В сторону его метнул.
Камень тот через моря
Далеко полетел
И на страну Азраки
В одно мгновение упал.
Земля раскололась пополам,
Пламя взметнулось в небеса;
То пламя захлестнуло меня,
Не вынесла я —
Упала, сознание потеряв,
А потом, еле-еле придя в себя,
Поспешила сюда».
Когда [так] рассказала Айхылыу,
Вильно подивились все.
«Вот шуму-то наделали Азраке!» —
Думал так и радовался Самрау.
Тут и понял Шульген, говорят,
Смекнул, в чём дело, говорят.
Понял он, что девушка та,
Которую выдал за него Азрака,
Назвав её дочерью своей, —
Это и есть Айхылыу.
То, что див её дочерью назвал,
Выдал за него, сказав: «Это моя дочь» —
Всё это был обман —
Так подумал Шульген.
«Див меня заточил,
Я от него убежал», — сказав,
Шульген всех обманул,
Поверила этому [и] Айхылыу.
Хумай видела, что Шульген
Вместе со змеем явился сюда,
Змей сам сказал: «В жёны её возьму» —
И всё время об этом просил.
Вспомнив это, встревожилась Хумай,
Зародилось сомнение у Хумай.
Оба батыра — мои зятья,
Опорой в моей стране
Станут», — сказал Самрау,
Возрадовался он.
Хумай вернулась во дворец.
[В подземелье] к Заркуму спустилась она,
Почуял в этом недоброе Шульген.
Испугался, что Заркум выдаст всё,
Всю вину свалит на него;
Решил он любым путём
У Урала посох отнять:
Водой всё затопить,
Уничтожить, разрушить всё,
На Акбузата сесть верхом,
Хумай с собой захватить
И бежать к Азраке —
Так порешил Шульген.
К Уралу он
Так стал говорить:
«Хочу я славу добыть,
Пойду на страну Азраки,
Завоюю её» — сказал.
Посох у него попросил.
«Пойдём-ка вдвоём [на небо],
Попробуем вместе пойти», —
Ответил Шульгену Урал,
Но не согласился Шульген —
И Урал ему посох отдал.
Пока не вышла из подземелья Хумай
И, с Заркумом поговорив,
Не узнала тайну его,
Шульген посох схватил,
Не дожидаясь Хумай,
Не встретившись с Айхылыу,
Ничего не сказав Самрау,
В сторону отошёл,
Посохом ударил [по земле],
Водой всех затопил,
В ужас поверг.
Увидев это, Заркум
Обернулся рыбой большой,
Вошедшую к нему Хумай
Тут же проглотил.
Когда Заркум девушку проглотил,
Солнце затмилось в небесах,
Акбуз об этом узнал,
Бросился в поток Акбузат,
С шумом закипела вода,
Поняли все [тогда],
Что исчезла Хумай.
Когда Акбуз поток перекрыл
И преградил Заркуму путь,
Тот выпустил Хумай.
Самого же Заркума он не поймал,
Удалось ему спастись.
Вернувшись [к Уралу], Хумай
Тайну [Шульгена] открыла [ему],
Понял в чём дело Урал.
«Брат мой оказался врагом», —
Подумал он про себя
Высох бушующий поток —
У посоха не хватило сил
Против Акбузата устоять.
Встретились Заркум с Шульгеном, говорят,
Вместе отправились в [путь],
Пришли к Азраке, говорят,
Опечалился Азрака,
Дивов всех созвал,
Охрану выставил у дворца.
Шульгену и Кахкахе,
Заркуму и дивам четырём []
Повелел возглавить войска.
Чтобы по земле люди не могли ходить,
Повелел дивам своим
Землю водой затопить,
Небо пламенем объять.
И вот однажды всю
Землю залила голубая вода,
Небо красным полыхающим
Пламенем-огнём залилось.
В небе птицы не могли летать,
Ни одна душа места себе не находила на земле,
Измучились, исстрадались все.
[И вот] птицы и звери,
На земле падишаха-змея жившие,
Все вместе собрались,
С мольбой к Уралу пришли.
Не растерялся Урал,
Ни воды, затопившей землю,
Ни огня, охватившего небо,
Не испугался совсем —
Вскочил на Буза верхом,
Взял в руку булатный меч,
Против дива-падишаха
Начал кровавую войну.
Месяц бился Урал, говорят,
Год бился Урал, говорят.
Не дал огню землю спалить.
Люди сделали лодки [себе] —
Не погибли, не утонули в воде.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «Четырём-пяти дивам».
Бился беспощадно, Урал,
Уничтожал дивов, говорят,
И так много их погибло, говорят,
Что [посреди] широкого моря
Возникла гора, говорят.
Где пересёк море Акбузат,
Дорога поднялась, говорят,
И по дороге, что Урал проложил,
Шли люди следом за ним, говорят.
Днём бился Урал, говорят,
Ночью бился Урал, говорят,
Во время битвы жестокой,
Когда он дивов сокрушал,
Столкнулся он с Азракой;
Друг против друга встали они,
Мечи скрестили они.
Сражались, говорят, они,
Бились, говорят, они.
И мечом рубил Азрака,
И огнём его палил;
Когда меч над Уралом заносил,
Гром грохотал, говорят.
Если изрыгал на Урала огонь,
Воды вскипали, говорят,
Дрожала земля, говорят.
[Но] не дрогнул Урал,
Не растерялся он —
Взял в руки булатный меч,
Перерубил [надвое] Азраку,
Изрубил на куски, искромсал,
Выбив у него [прямо] в воду меч.
Бездыханный упал Азрака,
А огромное, безобразное тело его
Разделило море пополам —
Возникла огромная гора Яман-гора.
Чтобы люди могли взбираться на неё,
Чтобы могли на раздолье отдохнуть.
Урал скакал всё вперёд и вперёд, говорят,
Конь его рассекал море, говорят,
Так, где проскакал Акбузат,
Дорогой, недоступной воде,
Всплывала высокая гора, говорят.
Все люди из воды
На неё выбирались, говорят.
Много лет сражался Урал,
Множество дивов перебил,
[Из их тел] возникло много гор.
Дети, которые родились тогда,
Когда Урал [только] вышел на бой,
Уже стали как те мужи, что могут сесть на коня.
По дороге, по которой ехал Урал,
Мимо гор, тянущихся грядой,
На отменных тулпарах верхом,
Вооружённые, как батыры, [едущие] на бой,
Скачут четверо юных батыров, говорят,
А за ними — след в след —
Ещё четверо скачут, говорят.
[Урала] приветствовали они.
П е р в ы й:
«Я — сын твой, [Урал],
Дочерью Катила рожден,
В восемь лет я сел верхом на коня,
Много объездил стран.
В одном месте я видел кровь,
Земля не впитывала ее,
Ворон её не пил;
Вороны, хищники, собираясь [там].
Подходили и нюхали [её] каждый день.
Вернувшись, я об этом матери рассказал,
Спросил, какая тайна скрыта здесь.
Мать ни слова не произнесла,
Горько заплакала тогда.
Удивился, растерялся я –
Не мог тайную причину понять.
Долго я странствовал по разным краям,
Многих людей повидал,
Старых встречал и молодых —
[Каждого] о той крови расспрашивал я.
Никто ясного ответа не дал,
А лишь так один говорил:
«Отец твой для нас что бог,
Дитя, он выручил нас.
Мы бережём честь отца твоего,
Помним о чести матери твоей.
Ты от отца своего жизнь получил,
Грудью матери вскормлен ты,
Ты им обоим — родное дитя,
А для нас — дорогое дитя.
Без согласия матери твоей
Не раскроем тайну ребенку её.
Ради уважения к отцу твоему,
К матери твоей мы [в том] поклялись.
Иди, дитя, возвращайся [домой],
Попытайся мать расспросить,
Если откроет свою тайну мать,
Остальное додумаешь сам, дитя».
Снова обратился к матери я.
Ничего не сказала мать,
Тайну не выдала мне.
Сел и заплакал я тогда,
Но по-прежнему молчала она.
Спать уложила меня,
Баюкала, чтоб я заснул,
Я послушался её,
Сделал вид, что уснул,
Думал, может она заговорит.
То ли решила она, что заснул,
То ли позабыла обо мне –
Горько заплакала мать,
Задумалась, голову склонив,
И заговорила сама с собой так:
«Уехал мой Урал, исчез,
Не возвращается домой.
Сын его вырос, сел на коня,
А отец и не знает о том.
Родился сын весь в отца —
Двойное сердце у него[],
Кровь злодея — отца моего —
До сих пор не впитывает [земля],
А дитя, это увидав, без конца
Мучает расспросами меня.
Что же мне делать [теперь]?
Как удержаться, чтобы не рассказать?
Если расскажу, тайну узнает он,
Станет разыскивать отца,
Уедет он в чужие края,
Оставит в одиночестве меня».
Так горько причитала мать,
Поднялся я на ранней заре
И к крови направился той,
Вокруг кровавой [лужи] ходил:
«Вот ты, оказывается, какая кровь!
Тебя, оказывается, пролил мой отец,
Отцу моему, по имени Урал,
Оказывается, объявили войну.
Не потому ли не остываешь, кровь,
Что рука батыра коснулась тебя?
[Не потому ли] не успокаиваешься ты?
Раз ты — грязная кровь,
Ворон тебя не пьёт, не впитывает земля,
Пенишься, не сохнешь ты,
Постоянно мучаешься ты».
После того, как я это сказал,
Кровавая [лужа], озеро закипев,
Брызнула на белый камень,
[Который был] от кровавого озера в стороне,
Начала колыхаться кровь,
О тайне своей поведала [мне]:
«Когда твой дед Катил
Пленил нас, батыров четырёх,
Мы по его приказу вступили в бой,
Потому и превратились в злодейскую кровь;
Кровь нашу не впитывает земля,
Солнце не иссушает нашу кровь.
Воронов просим мы —
Но и они нашей крови не пьют;
Разрывается у нас душа!
К своему отцу Уралу поезжай,
О нашем горе ему расскажи:
Пусть способ найдёт, как нас воскресить,
Чтобы сделались соратниками себе,
Мужами, способными в битву идти».
Когда так сказала [кровь], тайну я узнал
И поведал о ней я матери [своей].
Подумала немного моя мать,
Направилась к горе,
Всех воронов собрала,
Отослала [куда то] ворона одного,
Каждый день [потом] ходила его встречать.
Спустя несколько дней
С шумом ворон прилетел,
Принёс полный клюв воды,
Мать велела ему выплюнуть [её] в кровь —
И воскресила [батыров] всех.
Четырём батырам сказала она:
«Вас унижал мой отец {Катил],
От него муки вы перенесли;
Если Урала считаете другом своим,
То тех, кто отцу моему [злодею Катилу] другом был,
Со света сживите всех!
Вместе с сыном моим
Поезжайте Урала искать,
Мой привет передайте ему».
Взяв с собой четырёх батыров,
Зная, что Урал — мой отец,
С мыслью: «Я — Яик — Урала сын»,
Мечтая твоим спутником стать,
Пришел я издалека, тебя разыскал.
Чтобы тебе помощником стать,
Пять раз обвязался поясом я[],
Избрал для себя твой путь».
В т о р о й:
«Моя мать — Гулистан.
Когда мне было шесть лет,
Когда змей и Шульген издалека
Явились разграбить [нашу] страну,
Люди в ужасе
Бежали из страны,
А моя мать в думах о тебе
Когда она не могла уже на ноги встать,
Когда пластом лежала она,
Змеи напали на страну,
Всю землю затопили водой.
И детям и старикам —
Всем лодки сделал я,
В лодки их всех посадил,
А сам в битву вступил один.
Видя, что я страну отстоял от врага,
Что никто в воде не утонул
(Я-то ведь показался им
Маленьким ребёнком),
Заркум ко мне подскочил,
Бросился с мечом [на меня],
Но не растерялся и я,
Как ребёнок не поступил:
Сражался с мечом в руках,
Не уступая в силе ему,
Не падал от ударов его,
Бился, как богатырь,
Заркум разъярился совсем,
Дивы, помогая ему,
Тоже ринулись [на меня].
Но я и тут не отступил —
И Заркума, и дивов [тех]
Изрубил на мелкие куски.
Обессилевшая, с трудом
Встала мать, подошла ко мне,
положила руку мне [на плечо]
И со слезами на глазах
Так сказала мне:
«Отец твой — Урал-батыр,
Ты, мой Нугуш, от него рожден
[Настоящим] батыром вырос ты,
Стал уже помощником ему.
Садись на тулпара, дитя моё,
Стань сподвижником отцу, моё дитя!»
Сказала ласково мать, потрепав меня;
Поймав тулпара, мне его дала,
Указала дорогу мне,
На битву проводила меня».
Т р е т и й:
“Моя мать — Хумай –
В небо взлетает каждый день.
К чему-то прислушивается она.
«Ах, мой Урал, что с тобой?
Я горюю, но не знаешь ты.
Дивы и джинны собрались,
Все вместе собрались,
Как ты море переплывёшь,
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Храбрых и отважных людей башкиры называют людьми с двойным сердцем.
[] Выражение употребляется в значении: «собрался в дальний путь»Пятикратное, семикратное опоясывание — Древний зороастрийский обычай (прим друзья Урала).
Затопившие землю [всю]?
Дивов, проливающих кровь,
Как же одолеешь ты?» —
Восклицая так, причитала она,
Горевала в одиночестве своем,
Потом пристально посмотрела на меня
И сказала, вздохнув:
«Ах, если бы пораньше родился
Смог бы сесть на коня,
Стал бы опорой отцу,
Уставшему от долголетних битв»
Говорит и баюкает меня,
Плачет, всхлипывает она,
Верно ребёнком считая меня,
Тайны не открывает своей.
Ночью, когда спали мы,
Кто-то ударил в дверь —
Див ворвался к нам в дом,
Руки к матери протянул:
«Тому, кто страну погубил,
Кто разрушил мою страну,
Кто камень в скалы метнул,
Дивов огнём опалил,
Не возлюбленная ли ты, Хумай?
Не та ли ты Хумай, что Уралу,
Буза, воздвигшего горы, дала?
Не та ли ты Хумай, что ему булатный меч дала
И, дивов смерти предав,
Покой обрела?
Отвечай же быстрей — так или нет?!
Голову сейчас тебе отрублю,
Отрублю и крови твоей напьюсь,
Тело твоё швырну в огонь,
А [к ногам] Урала голову брошу твою.
Горе ему причиню —
Половину сил у него отниму»
Сказал и на мать бросился див,
Но остановился, увидев меня.
«Не батыр ли это дитя,
Что от Урала рождён? —
[Див] проговорил.
Мать, не в силах слова сказать,
В страхе стояла [большом].
Слёзы выступили у неё на глазах,
Сильно встревожилась за меня.
Но я ребёнком себя не считал,
Не долго думая,
На дива бросился я.
Из одной головы он метал огонь
И ядом хлестал из другой.
То он брал верх [надо мной], то я —
Вскочил я на него верхом.
Не было дубинки у меня в руках,
Голыми руками [сражался я].
И всё же я не уступал,
Спуску диву не давал,
Стал колотить его кулаком,
Сдавил горло ему —
Изо рта его хлынула кровь,
Ещё раз ударил его,
Изнемог [див], ослаб,
На ногах не смог устоять.
Ударил ещё раз с размаху его —
Рухнул он, как гора,
Дух испустил див.
Кровью наполнился дворец;
Мать — по пояс в крови —
Со словами: «[Видно], жажда [мучит тебя]», —
воды мне дала,
А у самой от радости светится лицо.
«Ты батыром от батыра родился,
Батыром стал под стать отцу;
Хоть тело, как у ребёнка, твоё,
Хоть сердцем ты ещё юн,
Но теперь ты возмужал.
Отец твой сражается один,
Переживает тяжёлые дни.
Пусть отец не будет один,
Пусть враги не сразят [его] в бою,
Поезжай к отцу, соратником его стань» —
Так напутствовала [меня мать.
Ищущий своего отца
Я — сын твой, по имени Идель,
Прибыл прямо к тебе».
Ч е т в ё р т ы й:
«Моя мать — Айхылыу,
Отцом мне был Шульген,
Братом он приходиться тебе [Уралу],
Он к дивам перешел,
Много крови он пролил
Стал враждебен добру.
Мать, пойдя [за него замуж], обрекла себя на позор,
От горя пожелтело [её лицо].
Не выдержала мать,
Позвала меня к себе
И так сказала она:
«Я дитя, рождённое Луной,
Озаряющей светом тёмную ночь,
У матери любимым ребёнком была.
Когда Шульген стал мужем мне,
Мать моя скрыла лик,
Печаль покрыла её лицо,
Родимые пятна появились на нём.
И день ото дня меняется её лик,
Меркнут её лучи, стыдится позора [моего].
Хоть [Солнце] и соперница ей,
Лишь светом Солнца лучится теперь.
Опозорен был и мой отец.
Обманулся, выдав за Шульгена [дочь],
Видно, горе выгнало [из дому его],
Теперь он скрылся с глаз,
Дам рыжего тулпара тебе,
Его для жениха берегла.
Дитя моё, садись на коня,
Вместе с Иделем отправляйся в путь
Вслед за Уралом — [как за] отцом родным,
Скачи на битву, моё дитя,
Будь батыром, Хакмар,
Отца своего разыщи».
Слова егетов четырёх
Выслушал Урал-батыр.
Своими глазами увидал,
Как выросли [его] сыновья,
Батырами став.
Обрадовался Урал-батыр;
Прибавилось силы у него,
На Акбузата он вскочил.
[Пять батыров — отец и сыновья —
Батыры друг другу под стать,
И с ними четыре батыра тех]
Против дивов открыли войну,
Сокрушили, разбили [их].
Месяц бились они, говорят,
Год бились они, говорят.
[Однажды] в жестоком бою
Свалили они Кахкаху.
Вспенивая море, барахтался он,
Испускал пронзительный крик,
Вопил, извергая гром.
Из кусков его тела в море
Сложили ещё одну гору.
Заколдованное море Шульгена
Надвое разделила [гора].
Дивы, что плавали в воде,
Оказались по обе стороны [горы].
Растерялся Шульген,
Не знал, что и делать ему.
Тех, кто остался с его стороны,
Всех вместе собрал;
А Урал снова отправился в путь,
Против дивов начал войну.
Когда разгорелся сильный бой,
Когда в небе огонь бушевал,
Когда морские воды разлились,
Когда вскипала вода,
Оба — Урал и Шульген —
Сошлись лицом к лицу,
Друг с другом схватились они.
По-разному бились они:
Шульген с посохом [своим]
Яростно на Урала напал,
Хотел его огнём спалить,
Хотел ему голову снести,
Без всякого страха Урал
Выхватил свой булатный меч,
И с яростью большой
По волшебному посоху ударил он.
Разбился посох на мелкие куски,
Гром раздался в небесах,
Исчезло море, озером став;
Дивы, оставшись без воды,
Ослабли, лишились сил.
Урал Шульгена схватил,
А сыновья его и конь Акбузат
Уничтожили дивов остальных.
У Шульгена не хватило сил
Перед Уралом устоять,
Бился, но не выдержал он,
На землю Шульген упал.
Подскочил к Шульгену Хакмар,
Мечом замахнулся на него;
Но Урал не позволил [нанести удар] –
Остановился, не ударил Хакмар.
Урал собрал [всех] людей,
Шульген перед ними предстал.
«С детства ты коварным был,
Тайком крови испил,
Не послушался отца,
Ко злу склонился ты,
Отвернулся от добра.
С войском своим в крови потонул,
Страну водою затопил,
Страну огнём опалил,
Дивов выбрал себе в друзья,
Людям ты стал врагом;
Зло сделал своим конём,
Окаменело сердце у тебя,
Отец стал тебе чужим,
Материнское молоко в яд превратилось в тебе.
В дороге я был попутчиком тебе,
Думал, что в битве ты помощник [мне];
Девушку выбрал — я уступил,
Коня облюбовал — я уступил;
Славы ты захотел —
Я не противился желанию твоему.
Посох [волшебный] я тебе отдал,
А ты закрыл глаза на добро,
Жаждал ты крови пролить;
Страну поверг в огонь,
Многих в воде потопил,
Лжи дивов поверил ты,
Заставил людскую кровь пролить.
Из двух [красавиц], что [для родителей] —
зрачки их глаз,
[Ту], Что, как молоко, чиста,
Выдал я за тебя
В надежде, что сердцем ты чист,
Расхвалил, чтоб она полюбила тебя,
Ты же слова своего не сдержал,
От добрых дел отошел,
Не послушался отца,
Словам матери не внял.
Всю страну водой затопил,
Проливать людскую кровь
Дивов своих напустил;
Землю обезобразил ты —
Ровную поверхность земли
Ямами, буграми покрыл.
Добро взяло верх над злом —
Ты это узнал теперь?
Отныне дивов [поверженные тела]
Станут горами — прибежищем зверей,
Отныне воины Кахкахи
Не в силах будут воевать[].
И если клятву не дашь, землю поцеловав,
Голову не склонишь перед людьми,
Честное слово не дашь,
Если ты слезы людей
Не примешь на совесть свою
И если при встрече с отцом
Не скажешь: “Я виноват”,
То голову твою швырну, как точильный круг.
Сотру тебя в муку-толокно,
Душу твою трепещущую, как мотылёк,
В ночной туман обращу,
Окровавлю тело твое,
Унесу и захороню на горе
Под названием Ямантау*,
Которая возникла из тела Азраки.
На вершину ее не придет ни одна душа,
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «Воины лишатся ног».
[Никто] не придет разузнать о тебе.
Не помянут тебя добром;
Ни травинки не вырастет [на горе] —
От солнца потрескаешься ты;
Для ползучих, таящихся змей,
Для орлов, замышляющих зло,
Для стервятников кровожадных,
Высматривающих добычу свою,
Для новых злодеяний их
Будешь ты [той] чёрной скалой».
То, что сказал Урал,
Выслушал Шульген
И испугался, что Урал
Не пожалеет, убьёт его.
[Стал Шульген брату говорить:]
«[Позволь мне] в озере,
Оставшемся от моря,
Сотворённом волею злою моей,
Омыть [в этом озере] лицо;
Чтобы никакого зла не творить,
Обычаев не нарушать,
Я буду всегда с тобой,
В дружбе с людьми буду жить.
Стану батыром страны,
Стану мир соблюдать в стране;
Урал, стану целовать твой след,
Стану настоящим братом тебе,
Вместе с тобой построю жильё,
Увижу своих отца и мать,
Им своё слово дам».
Лицо твоё кровью налившееся,
Не отмоёт озёрная вода,
Сердце твоё, крови жаждавшее,
К добру дороги не найдёт.
Утонувшие в крови, огнём опалённые
Люди не сделают другом тебя;
[Сердце] полное ненависти к людям,
В проклятиях, как камень, затвердевшее,
Обратилось огнём против добра,
Даже частицы жалости
С самого рождения не было [в тебе],
Сердце твоё ядовитое
Не оттает — [скорей] камень расплавится;
Оно не способно на добро,
Людей оно близкими не признаёт.
Если полюбишь ты людей,
Если батыром хочешь стать,
Вместе с другими жить, благоустраивая страну,
То считай врагами тех,
Кто стал врагом для людей,
Заполни озеро кровью врагов
И, сочтя её за воду, омой своё лицо,
Против людей ты пошёл войной,
Понапрасну ты кровь проливал,
Зло за славу принимал,
Позором считал делать добро,
Возгордился, спесивым [стал],
Весь напыжился ты.
Почерневшая твоя кровь
[Пусть] напомнит о прошлом тебе,
Пусть сердце заноет твоё,
Пусть тело твоё иссохнет, заныв,
Пусть в страданиях очистится душа,
А в сердце твоём чёрная кровь
Пусть высохнет и заалеет вновь.
Тогда человеком станешь ты,
С нами останешься в нашей стране,
Будешь батыром в бою».
Когда сказал так Урал,
Снова взмолился Шульген,
Просьбу высказал свою:
«Лев, на котором я ехал верхом,
Дважды споткнулся,
Дважды я ударил его так,
Что на теле выступила кровь,
Искры посыпались [у него] из глаз,
Он упал к моим ногам.
В третий раз споткнулся он —
С мольбой посмотрел на меня
И поклялся, что отныне никогда
Спотыкаться не будет он.
Я больше не ударил его
И не стал его ругать.
[Вот так] и твой брат Шульген
Дважды пропадал,
Уподобившись споткнувшемуся льву
Тревогу в твоё сердце вселил.
На третий раз я пойду,
Дивов разгромлю,
Смою позор[],
Чистым предстану пред тобой,
Землю поцелую [свою],
Стану другом для людей,
Вместе с ними построю жильё».
Урал решил согласиться с ним.
[В последний раз его испытать:]
«Если честью поступится муж,
В жизни надежды потеряет на всё.
Если затаит злобу на людей[].
День для него превратится в ночь.
Тому, у кого жестокая душа,
Чёрной ночью становится день,
Будет он довольствоваться охотой по ночам
На птиц, что не видят в темноте.
Когда же для людей настала ночь,
Для тебя она была светлым днём.
Убивая исподтишка людей,
Ты себе славы искал,
Дивов, людям враждебных,
Друзьями своими избрал;
Не думал ты, что в чёрную ночь
Луна взойдёт для людей,
Когда же зайдёт Луна и займётся заря,
Не знал ты, что засияет день.
Теперь своими глазами увидал,
Что для людей наступил день,
А для дивов и для тебя
Настыла чёрная ночь.
Море твоё, где плавали дивы,
Обернулось землёй,
Падишах твой, по имени Азрака,
Обернулся скалистой горой;
От злодея и девушки чистой
Родился батыр по имени Хакмар.
Что мужчины, кого пожирали змеи твои,
Что девушки, [сидевшие] взаперти,
[Снова] радость обрели,
Придя сюда, [будто] заново родились,
Если поймёшь [хоть раз],
Что, когда борешься против людей,
Со злым умыслом начав войну,
Никогда их не победишь;
Если ты подумаешь [обо всём],
Если ты оставил коварство [своё],
Если ты человечность предпочёл,
Если со своего [споткнувшегося] льва
Сможешь взять пример,
То я ещё раз исполню просьбу твою,
Буду ждать от тебя добра.
Ради отца моего,
Помня о матери моей,
Испытаю тебя еще раз,
Исполню желание твоё».
Проводив Шульгена в путь
Урал созвал всех людей и [сказал]:
«Смерть, видимую для глаз[],
Мы прогнали из страны, уничтожили [навсегда],
Кровожадных дивов [всех]
Перебили, горы сложили из них.
Теперь пойдём из Живого Родника
Воду исчерпаем всю,
Всем людям раздадим.
От Смерти, невидимой для глаз, —
От недугов и болезней,
От немощи и боли —
Мы избавим людей,
Всем радость принесём,
Бессмертными сделаем [всех]».
Когда говорил так Урал,
К ним приблизился старик, говорят,
Он вздыхал и жалобно стонал,
С мольбою Смерть призывал.
Костями он гремел,
Тело иссохло его,
Кто были его отец и мать,
Он не знал.
И так, говорят, он сказал:
«Многие поколения я пережил,
Побывал во многих краях,
Когда чувств никаких не имели,
Когда страха люди не знали,
Отцы не признавали своих детей,
А дети не знали своих отцов —
Вот такое я [время] видал.
Когда люди, вместе собравшись,
Парами соединились;
Когда сильные племена
Грабили слабые, — и такое я видал.
Когда змеи, дивы и [их] падишахи
Преследовали людей,
Кого встречали по одиночке,
Они съедали, головы себя растя.
Некоторых обращали в рабов,
Вершили в стране свою власть[],
Заставляли людей стенать —
Плакали кровавыми слезами тогда, —
Я рос егетом тогда.
О Смерти не ведал я,
Я не видел сирот.
Когда дивы наполнили страну,
Когда змей многих проглотил,
Когда пред глазами предстала Смерть,
Думал я: «И мой когда-то настанет день.
Если я ничего не сделаю сам,
То родится же в стране батыр!
Дивов и [всех] змей
Однажды он перебьёт.
В тот у людей будут радостный пир.
Чьи сердца болью полны,
Чьи глаза помутнели от кровавых слёз,
Улыбка появится у [тех] людей,
Свободно они вздохнут,
На земле построят счастливую жизнь».
Этого с нетерпением я ожидал —
Чтобы Смерти душу не отдать,
На пиру том побывать,
Я испил воды из Живого Родника.
Часто встречал я Смерть —
Меня обрызгивала кровь,
За глотку хватала не раз,
Часто к горлу приставляла нож,
Выпускала мою кровь,
Кости ломала мне —
И тогда не поддавался я.
«Душу возьми!» — [ей] не сказал,
Боролся, не отдавая души,
Со Смертью боролся я.
Теперь я увидал этот пир,
Поэтому явился к вам
Чтобы приветствовать вас;
Радостные лица людей
Своими глазами увидал;
У назвавшихся людьми
Богатырство увидел я.
Теперь без сожаления умру.
Большая суша, [возникшая] там, где ты прошёл,
Достойна людям пристанищем быть,
Горы, что ты из дивов воздвиг,
Станут обиталищем для зверей.
И каждый на раздолье
С парой своей способен будет плодиться.
Из поколения в поколение умножится потомство.
Станут [люди] жить весело,
Обживутся [здесь], счастье найдут,
Будут своё прошлое воспевать.
Поняло я, что этот народ
Будет [вечно] жить.
Егет мой, ты батыром оказался,
Словно зрачок глаза,
В стране своей бесценным оказался;
Ты достоин, чтобы поколения
За поколениями восхваляли тебя.
Чтобы стране счастья ты принёс,
Дал тебе жизнь отец,
Мать вскормила тебя молоком,
Сердце твоё твердо к врагам,
Доброе оно к друзьям,
Батыром [отец с матерью] взрастили тебя,
Первыми на льва посадили [тебя],
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «Вымою чёрное лицо».
[] Буквально «Если будет людям кости считать».
[] Имеются ввиду всевозможные враги людей: дивы, змеи и т.пПо древним представлениям башкир, настоящая смерть невидима.
[] Буквально «Грудь расправили над страной».
Направили тебя по [пути] добра.
С красавицей, чьё, словно солнце, лицо,
С красавицей, чей стан ни с чем не сравним, —
С Хумай повстречался ты.
Пошёл ты на дивов войной,
Сел на Акбузата верхом,
Который станет огнём против огня,
Водой станет против воды,
Горою станет против ветров,
Войском станет против войск.
Считая, что ты единственный,
Кто на земле море осушил,
Кто на землю счастье принёс,
Кто принёс свободу стране,
Явился я к тебе.
Во мне душа, [трепещущая], как мотылёк,
Во мне крови на один глоток —
В чём только держится душа!
Развиты кости мои,
[Только] тело не развалилось.
Помутился рассудок мой,
Жить дальше не в силах я.
Пытался звать я Смерть,
Хотел ей себя отдать,
Но не взяла Смерть душу мою,
Отказалась её принять, сказав:
«Испил ты воды из Живого Родника,
Сделал ее силой против меня.
Вовек не возьму душу твою,
Не убью я тебя.
Силы иссякнут, [но] останешься в живых,
Будешь мучиться, но не сможешь умереть,
Истлеет червями изъеденное тело,
[Но] и тогда ты не умрешь,
Из этого мира не уйдешь.
Напрасно будешь ждать меня,
В ожидании истомишься, исстрадаешься ты».
Егет, явился я к тебе,
Пришел и поведал о себе,
Прислушайся к тому, что скажу,
Есть мне о чем тебе рассказать.
Достоин примером стать для людей
Жизненный опыт мой.
Желая на этом свете вечно жить,
Желая быть вечным, как мир,
Чтобы Смерти неподвластным стать,
Подчиняться не желая ей,
Не пейте из Живого Родника,
Не обрекайте себя на муки, как я;
Мир — это сад,
[Всё] живое в этом саду
Из поколения в поколение растет.
Одни оправдывают свой рост,
Другие позорят [этот сад],
А между тем [все они] украшают сад
в разные цвета»
Все это — растения и цветы.
То, что мы смертью считаем,
Что злом привыкли называть,—
Это есть вечный порядок,
И в саду слабые растения
Или отжившие свой век
Выдергивают и очищают [сад],
На гибель обрекая их.
Не ищите бессмертия себе,
Не пейте из Живого Родника:
На свете остается [лишь], то,
Что составляет мира красоту.
Что украшает наш сад, —
Имя ему добро.
В нём воспарит добро,
В воде не утонет добро,
Неустанно говорят о добре,
Оно превыше всех дел
И людям и тебе самому
Станет источником[] вечного бытия».
Услышав слова старика,
Урал всю тайну познал,
И вместе со всеми людьми
Отправился он в путь,
К Живому Роднику пришёл, говорят,
Полный [рот] воды набрал, говорят,
По дороге сам поскакал,
Поэдъехал к возникшей из дивов горе,
Побрызгал там водой, говорят.
«Пусть зеленеют горы и леса,
Пусть обретут вечный цвет,
Пусть птенцы воспевают [мир],
Пусть люди в песнях восхваляют его,
А враги, сбежавшие с [нашей] земли,
Пусть завидуют её красоте;
Быть стране достойной любви!
Быть саду достойным земли!
На зависть нашим врагам
Пусть сияет [наша] земля!» —
Такие слова произнёс [Урал], говорят.
Так, куда больше попало воды,
Сосны и ели стали расти,
В холод не роняющие цвет,
Не засыхающие в жару,
Не поддающиеся насекомым, червям.
Листья у растений [тех]
Нежные развернулись, говорят,
И вечнозелёными остались, говорят.
Весть об этом до Шульгена дошла.
«Отныне защитницей моей,
Что способна людей
Поочередно хватать,
Со света постепенно сживать,
Остаётся на свете Смерть.
Ей теперь раздолье пришло.
Мне поможет она
Людей со света сживать», —
С радостью думал он.
Собрал Шульген дивов и змей,
Всем дивам велел, говорят,
Уралу не подчиняться,
Людям воды не давать,
Месяцы, дни проходили, говорят,
Люди жильё построили, говорят,
Стали друг к другу ходить,
Устраивать вместе игры, веселье,
Сватами-кумовьями сделались [они],
Стар и млад вздохнули легко,
Отдыхая от кровавых битв,
Свободно вздохнули, счастье обрели,
Получив долгожданный покой.
И вот всё снова началось:
Девушек, что ходили за водой,
Мужчин, что отправлялись в путь,
Дивы стали подкарауливать, говорят.
Придут за водой — их проглотят, говорят
Повалят, кровь выпьют, говорят,
Сердца им вырвут, говорят,
Таящиеся в скалах змеи
Жалили людей, говорят.
Люди от этого стенали,
В страхе, с мольбой
Все к Уралу пришли
Обо всём рассказали ему.
Урал собрал [всех] людей,
От дивов [их] под защиту взял.
А дивы, об этом узнав,
Перестали появляться на земле,
Но Урал не стал их ждать,
Иделя, Яика, Нугуша
Хакмара и батыров других
Поставил во главе своих войск.
Взял свой булатный меч,
Сел на Акбузата верхом
В ярости, с грохотом
На Акбузате горячем,
Бурю поднимая на земле,
Волны вздымая на воде,
Направился к озеру Шульгена.
«Озеро это выпью до капли,
Воды не оставив, его осушу.
[От] не дающих человеку покоя,
Оставшихся [там] скрывшихся дивов,
От Шульгена вероломного
Всех людей избавлю я!» —
Сказал и из озера начал пить,
В нём закипела вода,
Дивы в страхе заголосили,
Шульген их всех вместе собрал.
Урал пьёт из озера, говорят,
Дивы наполняют его нутро, говорят,
Урал один за другим
Точат сердце и печень, говорят.
Когда много дивов проникло внутрь,
Когда источили сердце ему,
Урал выплюнул озеро обратно, говорят.
А выскочивших дивов
Батыры поймали, говорят.
Не в силах удержаться на ногах
И снова в битву вступить,
Свалился тут Урал.
Собрались люди все,
Горько плакали, говоря:
«Был он счастьем народа».
У р а л:
«Своими глазами все видели:
В рот мне вместе с водой
Несметная свора дивов вошла,
Сердце моё источили они,
Отняли силу у рук.
Народ мой, вот что я скажу,
К вам обращаюсь, дети мои!
В лужах, озёрах и впадинах —
Всюду дивы будут водиться,
Зло они будут творить,
Проникать во внутренности к вам.
Коварство дивов [тех]
Постигнет всех вас,
Все погибнете от него.
Не пейте воду из озёр,
Не подвергайте опасности себя,
Подчинившись дивам [тем],
Не сидите руки сложа,
Я пошёл против дивов войной,
Очистил от дивов моря,
Помог [вам] найти жильё на земле,
Я людей от злодеев
Старался освободить.
У меня конь Буз верховой,
В руке [у меня] булатный меч;
Чтобы войско собрать на моей земле,
Страна большая есть у меня,
В стране есть помощники у меня —
Есть отважные мужи,
Цены я им не знал,
Гордый богатырством своим,
Не стал советоваться [ни с кем],
В одиночку всё решил —
Неудачную дорогу избрал.
Слушайте, сыновья мои, обращаюсь к вам,
Народ мой, слушай, обращаюсь к тебе:
Пусть ты, муж сильный, как лев,
И от рождения у тебя рука богатыря,
Но, пока не постранствуешь, не повидаешь страну,
Пока не походишь по колено в крови,
Не станет отважным сердце твоё.
Зло в попутчики себе не бери.
Не посоветовавшись, не делай ничего.
Сыновья мои, к вам слово моё:
На землях, что очистил я,
Счастье найдите для людей;
Будет битва — возглавьте [войска],
Благоустраивайте страну для людей,
Славными батырами станете вы,
Чтите старшего по годам,
Не пренебрегайте советами его;
Младшего чтите за молодость [его],
Не лишайте совета [своего].
Тем, в чьём глазу соринка,
Которая слепым его сделать грозит,
[И] для несчастных сирот
Будьте ресницами их глаз.
Акбузат мой и булатный меч
Останутся для [отважных] людей;
Батыру, что сможет на нём скакать,
Кто способен меч поднять в бою,
[Акбузат] станет верховым конём.
А мужам, кто отваги лишён,
Мой конь будет чужим.
Пусть не сетуют на меня,
Пусть молвят: «Прощай мой муж!»
А всем вам вместе так скажу:
Пусть добро станет вашим конём,
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «Станет птицей».
Человек — пусть будет имя вам.
Не уступайте дорогу злу,
Не сторонитесь добра!»
Вымолвил такие слова,
Умер батыр Урал, говорят.
В скорби весь [народ]
Низко голову склонил, говорят.
В небе падучая звезда
Весть Хумай подала.
Надела птичий наряд Хумай,
Тут же прилетела, говорят.
Лежавшего мёртвым Урала
В губы поцеловала, говорят:
«Ах Урал мой, Урал,
Не застала тебя в живых,
Не услышала твоих последних слов,
Чтобы печаль свою облегчить.
В юности встретила тебя,
От радости девушкой обернулась я,
Сбросила свой птичий наряд;
Когда на злодеев ты войной пошёл,
Дороги добру открывал,
Когда на Акбуза сел верхом,
Взял в руки булатный меч, —
Самой счастливой я в мире была,
Провожая тебя [в путь].
Не успела застать тебя в живых.
Ты меня в губы не поцеловал,
Не знаю, что ты хотел сказать.
Что теперь делать мне?
Не знаю, что и сказать!
Если девушкой обернусь, на кого посмотрю?
Хоть имя останется моё Хумай,
Хоть люди считают девушкой [меня],
Не сброшу теперь птичий наряд,
Не стану красавицей вновь,
Чтобы не привлекать чужой взгляд.
Не найду такого батыра, как ты,
Не смогу матерью батыра стать;
Акбузату и булатному мечу
Не смогу выбрать батыра под стать;
В облике птицы останусь навек,
Снесу неоплодотворённое яйцо;
Родится дитя — птицей будет [оно],
Словно помыслы чистые твоим,
Белым будет его цвет.
Что теперь делать мне?
У дороги, по которой ты скакал,
На твоей горной гряде,
Могилу вырою, тебя похороню,
Помяну тебя добром
Большую дорогу, по которой ты скакал,
Никогда не зальёт вода.
Оставшаяся от тебя большая гора
Тебя в свои объятия возьмёт
И пребудет вместе с тобой
Вечно на этой земле.
Ты море осушил[]
И стал батыром на [земле],
В объятиях большой горы
Бесценным для страны,
Дорогим для каждого из людей,
[Дорогим,] как сама душа, —
Таким [навсегда] останешься ты.
Нетленным золотом будешь ты.
Прославишься среди людей,
В мире останешься богатырём».
Сказала так Хумай
И Урала похоронила на горе, говорят,
Хумай улетела, говорят,
Покинула страну, говорят,
Дорога Урала — высокая гора,
Могила Урала — славная гора —
Стал именоваться Урал[-гора].
Спустя много лет,
Соскучившись по Уралу, Хумай
Вдоль по дороге его
Полетела, махая крыльями,
Опустилась на гору-скалу,
Думая об Урале, изливая свою грусть,
Лебедушкой обернулась, вывела птенцов —
Лебединое племя размножилось.
Узнали люди о том, говорят,
Считая [этих] птиц
Потомством Хумай,
Признали [их] как сородичей своих
И порешили между собой
Не охотиться на них,
Поймав лебедя, не есть.
А мясо лебединое люди
Стали запретным считать, говорят.
Не усидела Хумай, улетела, говорят,
То улетала, то прилетала, говорят.
«Там спокойная страна», — решив,
Она привела [туда] птиц,
За собой их ведя,
К горе Урала прилетела, говорят.
Урал с тех пор
Дичью и птицами полнился, говорят.
Услыхав, что слетелись птицы [туда],
Что спокойная эта страна,
Бык Катила — племя своё,
Став его вожаком,
На славные отроги Уральских [гор],
Под прикрытие прекрасных Уральских [гор],
Решив вместе со всеми жить,
К Уралу его привёл,
Покорился человеку он
Акбузат тоже по всей стране
Собрал племя лошадей
И став их вожаком,
На [Уральские горы] привёл, говорят.
Приручили люди [лошадей],
Стали они служить для верховой езды,
И размножилось племя лошадей, говорят.
Каждый месяц и каждый день
Всё новыми животными полнился Урал.
Люди по дням прихода
[Каждого из] этих животных и птиц
Разделили [на] месяцы и года,
Дав им название [в том порядке],
как они пришли[].
После того, как умер Урал-батыр,
Когда в могиле он истлел, говорят,
[Прах] его в могиле засиялГоворят.
Люди такое увидав,
Собрались все вместе говорят,
Каждый по горстке земли взял, говорят,
И все восславляли его, говорят,
Со временем на месте том
Образовалось золото, говорят.
Размножились птицы и звери —
Воды в родниках стало не хватать,
А из озера боялись пить.
К Иделю, Яику,
К батырам Нугушу и Хакмару
Люди, собравшись, пришли.
«Что делать нам?» — спросили все,
Растерявшиеся сказали они.
Задумался Идель, говорят.
Булатный меч, оставшийся от отца,
В руки он взял, говорят,
На Акбузата сел верхом,
Собрал весь народ и сказал:
«[Пока] в воде, которую мы пьём,
В мире, в котором мы живём,
Не исчезнет зло, не родится живая душа,
А если и родится, то не будет в спокойствии жить.
Против Шульгена битву начнём,
Разобьём все его [войска] —
И будет вода для людей
Мир воцарится в стране».
Только он это сказал
И собрался было войско повести —
Подлетела Хумай, говорят,
Сказала она так, говорят:
«Разве растерянность к лицу
Егету, что от батыра рождён?
Никто из родившихся на свет
Не смог бы такое вообразить,
Сердцем почувствовать бы не смог,
Что кто-то в море проложит путь,
Дивов в горы превратит,
Целое море осушит
И там, где прошёл его путь, будет страна, —
Кто только подумать об этом мог?
Хоть и умер твой отец,
Меч булатный оставил тебе,
Оставил белого коня.
Отец твой из дивов горы воздвиг,
Дороги остались там, где он проскакал,
Воды плохие очистил он,
Страну свою объединил,
И вам, умирая, отец [сказал]:
«Не пейте воду из озёр,
Чтобы не погубить себя».
Разве он [так] не говорил?
Хоть ты на Шульгена пойдёшь войной
Разгромишь его в бою,
Но от его озера не будет пользы людям,
Не станет им материнским молоком,
Не утолит оно жажды людской».
Услыхав от Хумай эти слова,
Призадумался Идель, говорят.
С Акбузата соскочил, говорят.
Булатный меч своего отца
Взял в руки, говорят.
На высокую гору поднялся,
Остановился он там.
«В руках моего отца
Этот меч дивов крошил;
Сын, что от Урала рождён,
Достоин ли имя батыра носить,
Когда от жажды страдает народ,
Когда он мучается и не может воду найти?
Мужское ли дело [вот так] стоять?» —
Громко сказал так Идель
И гору рассёк пополам, говорят,
Серебристый белый ручей
Тут же, журча, побежал, говорят,
Заструился по гореГоворят.
До образовавшейся из тела Азраки
Горы Ямантау он добежал,
Гора преградила путь ручью.
Подошёл и размахнулся Идель,
Перерубил [гору пополам],
Дальше потекла река, говорят,
Гора, на которой стоял Идель,
Гора, которую он он, изловчившись, перерубил,
Из той горы речка потекла —
Иремель* стали её называть, говорят.
У большой горы, преградившей путь реке,
То место, где её рассёк [Идель],
Стало именоваться [ущельем] Кыркты*
Вода, которую добыл Идель,
Река, что красиво с журчанием потекла,
Стала называться рекой Идель, говорят.
Все подошли воды испить, говорят,
Глядя, как течёт вода,
Обрадовались все
И сказали так, говорят:
«Белая река, что открыл Идель-батыр,
По долине с журчанием бежит
Сладкие воды Идель-реки
Смывают грустные думы навсегда,
Радуют плачущий кровавыми слезами народ,
Воспевает народ, желая [ему] долгих лет,
Батыра, что от Урала рождён.
Сладкие воды Идель-реки
Смывают грустные думы навсегда,
Радуют плачущий кровавыми слезами народ».
Так люди восхваляли [реку],
Кровавые слёзы перестали лить.
В благоденствии весь народ
В долинах [реки] Идель
Стал жилища строить [себе],
Год от года умножался их род —
В стране стало много людей
И долины Иделя стали тесны
Четверо батыров, собравшись,
Сели вместе, задумались они:
Яик, Нугуш и Хакмар
Новые реки начали искать.
Они тоже, как Идель,
Один за другим
Ударили булатным мечом —
От их ударов три реки
Побежали, журча, говорят.
Собрали они свой народ,
Между четырьмя батырами разделился он,
Вдоль четырёх рек
Расположили жилища [свои] —
И стали отдельными [родами] жить,
Четырёх батыров имена
Стали названиями четырёх рек.
И стали незабываемыми
В поколениях [их имена].
Хуш.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[] Буквально «Ты вскрыл поверхность моря».
[] В древности башкиры вели летоисчисление по двенадцатилетнему животному циклу.